Яркий, амбициозный, дерзкий, наглый, Origin Of Symmetry показал, что Muse выросли большими. И большим стало все вокруг них – во всех смыслах слова.
Глен Роу
Вы хорошо помните этот длительный «чес» по фестивалям?
То были времена, когда группа с техниками все еще ездили в одном автобусе, и я помню, что очень много фестивалей прошло во Франции. Они называли их фестивалями, но больше это было похоже на гребаные пирушки. Мы приезжали в какой-нибудь маленький городок на севере Франции, там стояла маленькая сцена посреди площади, но они объездили все эти фестивали, и на них всегда собиралось 500 человек. Куда бы они ни ездили, всегда находилась какая-нибудь недовольная группа, которая говорила: «Только зря время потеряли», но Muse никогда так не считали. Они считали любой концерт очень важным, даже если пришло всего 50 человек. Знаю, звучит избито, но они на самом деле гордились тем, что мы пытались сделать их величайшей группой мира.
Как вы отреагировали, впервые услышав вещи с Origin Of Symmetry?
Помню, я подумал: «Что они выпустят на сингле после Plug In Baby?» Получил копию альбома, и там реально не было ни одного нормального сингла, кроме New Born, да и это станет самой хреновой в мире радиоверсией – как такое обрежешь до трех минут?
Сафта Джеффери
Чьей идеей было продолжать гастроли о время работы над Origin Of Symmetry?
Насколько помню, решение приняли мы все совместно. Наш план всегда был одинаковым: ездить по гастролям и находить новых фанатов. Они были молоды; с некоторыми группами такой номер не пройдет, но они были молоды. Сегодня мы могли отправить их в Грецию, завтра – в Испанию, послезавтра – в Скандинавию, и с ними все было нормально, они восстанавливались. Им было чуть за двадцать, так что для них это была просто большая вечеринка. Они радовались уже тому, что ездят. Помню, когда у них выдалось несколько выходных дней, Мэтт звонил и спрашивал: «А что дальше?» А я такой: «Блин, Мэтт, да успокойся ты уже!» Но он всегда хотел что-то делать, и они никогда не жаловались.
Думаете, второй альбом пострадал из-за того, что у них не было достаточно времени на сочинение?
Нет. Совсем нет. Потому что песни, которые вышли на Origin, уже были написаны на гастролях, и они устраивали группу. Они записали альбом частями, первый сеанс был с Дейвом Боттриллом на «Ридж-Фарм». Песни были записаны в четком порядке: New Born, Bliss, Darkshines, Plug In Baby, они работали с Дейвом Боттриллом, и все получилось очень хорошо. Их оставили в покое, у них было время, свобода экспериментов и все такое. Не забывайте, что Мэттью никогда не записывал демок. Он не хотел делать демо-версии. А если ему говорили что-то негативное – все. Он сразу выбрасывал песню. Ничего негативного говорить было нельзя. Приходилось быть очень осторожным со словами, это я понял довольно рано.
Были ли среди этих песен потенциальные суперхиты?
Да, конечно. Но одно негативное слово – и все. Нужно было быть очень осторожным.
Джон Лекки работал над вторым альбомом с вашей подачи?
Безусловно. В первый раз все отлично сработало. Maverick были очень довольны альбомом, все остальные тоже. Но после Джона Мэтт пришел ко мне и сказал: «Нам нужен кто-нибудь вроде Джона, но моложе», кто-нибудь, кто ближе к ним по возрасту и музыкальным вкусам. Сложная задача. Я подумал: «Блин, они работали с Джоном, кого еще лучше можно найти?» И я поехал на поиски в Америку; я точно знал, что кто-нибудь найдется в Америке. И мне снова помог Рик Рубин, указав на Рича [Кости]. Я поехал в Лос-Анджелес и спросил Рика: «Какие новые ребята тебе нравятся?», он просто посмотрел на меня и сказал: «Рич сводит все мои альбомы», а потом ушел. Я подумал: «Хорошо, кто, блин, такой этот Рич?» И, что самое замечательное, когда я познакомился с Ричем, он уже был большим поклонником Muse. Он как раз записал альбомы с Cave In и Фионой Эппл, а еще он работал с другими группами, которые нравились [Muse]. Но даже когда я приехал и рассказал им о Риче Кости, они ответили: «Нет, иди на хрен, не будем мы с ним работать, нам нужен кто-нибудь покруче». Пришлось их поуговаривать, но в конце концов они сказали: «Ладно, если он в самом деле хочет работать с нами, то пусть приезжает сюда, в Великобританию». Я сказал: «Хорошо, он тут никогда раньше не работал, но я его привезу». В общем, мы забронировали время на студии «Эйр», и, к счастью, они сработались, все пошло нормально, ну, а остальное – уже история.
Глава пятая
«Вы слышали о лунах?» – шепотом спрашивали все друг у друга. Из провинции и из Европы весной и летом 2001 года доходили слухи о страннейшем зрелище, которое приветствовало зрителей под конец самых больших концертов Muse. Кроме уже знакомых белых конусов, стоявших на заднем плане, во время исполнения Bliss на бис с боков сцены, с балкона или из любого другого места, где можно было их спрятать, вылетали десятки огромных надувных белых лун и скакали среди зрителей или по сцене, а когда они лопались, зрителей накрывало серпантином. Говорили, что техники иногда перевоплощались в ведущих цирковых представлений, а декорации на концертах Muse росли быстрее, чем залы, в которых они играли. Они собирали аншлаги в Манчестерской академии, «Корн-Эксчейндж» в Кембридже, «Ла-Сигаль» в Париже, «Парадизо» в Амстердаме – в общем, в европейских залах средней руки, – но вот в своих сердцах (и кошельках) они уже считали их аренами
[81].
Вы слышали о странных инструментах? Говорят, что Дом на пару песен уходил из-за своей установки и играл на инструменте, больше всего напоминающем огромный африканский ксилофон, сделанный из костей животных. Он попытался отбелить кости, которые использовались на записи, чтобы они оставались достаточно свежими на гастролях, но они все равно начали гнить, так что пришлось оставить их дома.
А о вечеринках вы слышали? Говорят, для некоторых удачливых фанатов шоу не заканчивалось воздушными шарами. За кулисами устраивали дикие балы-маскарады с галлюциногенными грибочками и текилой, или огромные коктейльные вечеринки на берегу озера, или лихорадочное ночное веселье на борту гастрольного автобуса. Вскоре после записи Origin Of Symmetry Мэтт расстался с девушкой, с которой прожил шесть лет – она либо устала от его постоянных разъездов, либо, послушав альбом, поняла, что он с болезненным пессимизмом относится к любовным отношениям (однажды он сказал под запись, что поддерживать постоянные отношения, когда столько гастролируешь, просто невозможно). Оказавшись впервые с шестнадцати лет холостяком, Мэтт решил последовать примеру Дома и на всю катушку воспользоваться сексом и общением, из-за которых раньше ему было неловко. И вдруг гастроли превратились из утомительной работы в настоящую свободу; он никогда по-настоящему не жил вне Девона, и это новое чувство нестабильности и приключений ему нравилось. Тем не менее у его эксцессов была и темная сторона: когда распались его отношения, он словно потерял ощущение себя и считал, что должен разбить себя на как можно большее количество кусочков, а потом распространить себя. Он чувствовал себя отрезанным от старых друзей в Девоне, потому что единственным, о чем он сейчас мог с ними говорить, была группа, так что поездки стали для Мэтта единственным шансом установить связь со своей фанатской базой, с людьми, с которыми у него в самом деле было что-то общее благодаря музыке. И он соединялся с ними в самом буквальном смысле слова.
