Шани, выпрыгнув из поставленной корзинки на стол, придирчиво обнюхала воздух, потом, дёрнув хвостом, отправилась изучать прочее убранство комнаты. Я последовал примеру кошки, сначала сделав глубокий вдох. Неплохо: пахнет душистой травой от сенника на кровати, лёгкой сыростью и... пустотой. Здесь давным-давно никто не жил, хотя, разумеется, к моему приезду всё прибрали и проветрили. Но места, в которых подолгу не бывает живой души, всегда можно распознать: они дышат нетерпеливым ожиданием. И проходит очень много лет, прежде чем ожидание сменяется обидой на вынужденное одиночество, а потом и ненавистью к тем, кто ушёл и не вернулся.
Точно так же чувствовал себя Хок: его состояние как раз достигло средней ступени, и я вмешался вовремя, пока обида не стала чернеть. Странно, что Рогар не замечал... А может быть, как раз замечал, но надеялся обойтись без влияния извне. Или просто ленился поговорить. Впрочем, могу его понять: некоторые вещи, непонятные в юности, сами собой проясняются с течением времени, однако взрослый человек не всегда находит в себе терпение растолковать юному разуму, что к чему. По очень простой причине, кстати, — юность очень редко верит зрелости, для этого требуется немалая мудрость, совершенно недоступная сознанию, которому от роду не больше двадцати лет. И Рогар, прекрасно понимая опасность происходящего, благоразумно выжидал, пока ученик не окажется способным осознавать очевидные вещи. То есть Мастер ждал взросления. И оно произошло, возможно, благодаря моим скромным усилиям: столкновение со смертями, да ещё многочисленными, обычно помогает справиться с детскими заблуждениями. Хотя лучше бы Хок подольше оставался ребёнком, чем видел, как по чужой недоброй воле умирают люди...
Ладно, не будем вспоминать грустное прошлое, обратимся к настоящему. Что мне было поручено? Провести разведку местности и выяснить, имеется ли поблизости густой лес, чистая речка и сговорчивые селянки. Лес в наличии, и даже не слишком глухой. Речка? У Малых Холмов точно протекает — именно к ней, на низинные луга пастушонок гнал коров. Наверное, и неподалёку от поместья найдётся водоём. Остаётся самый главный пункт: селянки. Ближайшая деревня в часе-полутора ходьбы, а это вряд ли устроит Ксаррона. И потом, не пристало Ректору Академии, почтенному человеку в летах мерить шагами лесные тропинки всякий раз, как захочется потискать какую-нибудь молоденькую хохотушку. Интересно, а прислуга гостям поместья положена? Пока из всех живых душ мне попались на глаза только хозяин с внуком да мои знакомцы-подопечные. Отправиться с расспросами к dou Лигмуну? Так он опять сбежит под благовидным предлогом или без оного. Что-то делать надо. Что-то. Надо. Но что?
Из дверного проёма спросили:
— Вы позволите?
Я опять не закрыл за собой дверь... Или Хок не закрыл: разница в исходных посылках несущественна, если результат один и тот же. Но голос мне нравится. В первую очередь тем, что принадлежит женщине. Молодой женщине. И я оборачиваюсь, заранее расплываясь в улыбке:
— Как не позволить? Такой красавице можно позволить и то, о чём она не посмеет просить!
Конечно, несколько беспечно хвалить товар до предъявления, но если мне и довелось ошибиться, то самую малость: незнакомка оказалась очень даже миленькой.
Крепенькая, не страдающая изысканной худобой столичных жительниц и не подчёркивающая плавность линий своего тела нарочно: широкие юбки, свободная рубашка с рукавами, едва прикрывающими локти, широкая лента вышитого пояса на плотной талии. Округлое лицо с небольшим, чуть вздёрнутым носиком, полные, яркие и без искусственных ухищрений губы, тёмно-голубые с сероватым оттенком, любопытно расширенные глаза. Чёрные, наверняка подкрашенные волосы, не заплетены в косу, а просто перевязаны шнурком: кажется, сие означает, что девушка не замужем и пока даже не просватана. Впрочем, могу ошибаться, в каждой местности обычно имеются свои обычаи и традиции, иногда совершенно противоположные устоям других краёв.
Моё роскошное приветствие осталось без должного ответа, девушка то ли не поняла, о чём идёт речь, то ли, напротив, слишком хорошо поняла и смущённо оставила щедрое предложение без внимания, опустив очи долу.
— Я прибраться пришла... Полы вымести, лежанку застелить, справиться, не нужно ли чего.
— Благодарствую, красавица!
— Ой, да что вы! — Лёгкий румянец накрыл скулы. — Да какая ж я красавица? Вы вон из столицы приехали, нешто там женщины хуже наших?
— За всех говорить не буду, но тебя мужские взгляды и в столице отметили бы.
Она не спешила верить моим словам, видно, в силу возраста, приближающегося годам к девятнадцати, уже понимала: не всё, что слетает с губ, нужно ловить ушами, однако же слегка расправила плечи, неосознанно испытывая гордость: ну как же, её считает привлекательной человек, прибывший из лучших краёв.
— Ой, да ну вас! Лучше скажите, на стол что принести?
— К завтраку? Разве здесь каждый кушает по отдельности?
Девушка, тем временем уверенно приступившая к взбиванию сенника, кивнула:
— Так уж заведено: хозяева с собой никого кушать не зовут.
Ну, не зовут, так не зовут. Хотя именно за принятием пищи можно было бы и поболтать.
Шани, выбравшаяся из-под кровати прямо в облако травяной трухи, громко чихнула. Селянка взвизгнула от неожиданности, но увидев, что напугавшее её создание — всего лишь кошка, серая, пушистая и очаровательная, всплеснула руками:
— Откуда ж такое чудо?
— Приехала вместе со мной.
Девушка удивлённо хлопнула ресницами. Да, странноватое поведение для горожанина, да ещё столичного жителя, не спорю. Но у моей собеседницы оказалось наготове правдоподобное объяснение любых чудачеств гостя. Правда, объяснение это появилось на свет с лёгкой руки Мэтта, было распространено молодым хозяином поместья и меня не слишком радовало:
— А вы... всамделишный шут?
— Конечно нет, красавица! Я шут игрушечный. Видела на ярмарке кукольников, что разыгрывают представления? Так вот, меня тоже, как куклу, шёлком перевязывают и за руки-ноги дёргают, а я тогда народ веселю. Хочешь поискать следы от шнуров?
А вот это предложение девушка поняла очень точно, зарумянилась и захихикала, пряча рот под ладошкой:
— Будет вам... А то ещё смотрите: соглашусь да как найду!
— Уверен, поиски не окажутся трудными! А в случае чего я подсоблю!
Она отвернулась, справилась со смехом, потом заметила почти серьёзно:
— Вот вы добрый, сразу видно. А те, что до вас приехали, злые. Прям волки.
Злые? Мэтт, Бэр и Хок? Ну да, они имели право слегка злиться на мою скромную персону, но... В словах селянки меня насторожило совсем иное.
— Волки?
Я переспросил не просто так. Всех волков, с которыми мне довелось быть знакомым, пусть и оборотней, никогда нельзя было назвать злыми. Хмурыми, мрачными, сердитыми, отчаянными, одержимыми, оскорблёнными — сколько угодно. Но злость как таковая... Да и там, где я бывал, о волках чаще говорили «опасные», «безжалостные», но не «злые».
