— Так что кушать будете?
Ах да, кушать... Надо делать заказ, иначе накормят на здешний лад, а после «крестьянского» завтрака, предполагающего многочасовой тяжёлый труд, я не смогу встать из-за стола.
— Сыр, хлеб, масло коровье, если имеется, мёд, красное вино, желательно потемнее.
— С утра пораньше за питие? — поинтересовался из коридора Бэр.
Всегда мечтал сам научиться так владеть голосом: сказано вроде бы бесстрастно, предельно равнодушно, почти скучно, при этом не оставляет ни малейшего сомнения в намерении чувствительно уколоть самолюбие собеседника.
Но обижаться не буду, обиду оставлю тем, у кого губы тонкие, пусть дуются, глядишь, поможет улучшить внешний вид.
— А зачем зря время терять?
— Да ты и не теряешь...
Лучник многозначительно ухмыльнулся, переведя взгляд на Литу. Та почему-то зарделась, но скорее недовольно, чем смущённо, осторожно ссадила кошку на сенник и, проходя мимо Бэра, тщательно притворилась, что не замечает статного чёрноволосого парня, зато в дверях обернулась:
— Я сама всё сготовлю и принесу, вы уж обождите немного, сделайте милость!
Когда шаги девушки стихли у подножия лестницы на первом этаже, лучник сбросил ехидную маску, под которой обнаружилось внимание вперемешку с настороженностью:
— Хок сказал, ты хотел меня видеть?
— А также слышать, говорить и вообще убедиться, что время от мига расставания до мига встречи ты провёл без потрясений.
Он лениво пожал плечами:
— Какие ещё потрясения?
— Ну как же! Твоего младшего товарища я еле уговорил забыть о злости.
— То-то рыжий весь светится... И как уговаривал?
— Словами, исключительно словами. А на твою долю, увы, этого богатства уже не осталось.
Печальная улыбка проявила себя только во взгляде синих глаз. У парня появилась прекрасная выдержка, надо же... Значит, с ним будет труднее всего.
— Ничего, переживу.
— Конечно переживёшь! — Я потянулся за свёртком. — Кстати, не думай, что моя память дырявая, как решето: что обещал, то сделал.
— Неужели?
Ни тени воодушевления или хотя бы любопытства. Странно. Раньше Бэр казался мне более открытым и не сдерживающим чувства. Вспомнить хотя бы нашу потасовку после встречи с шаддой. Сейчас же передо мной стоит удивительно спокойный и рассудительный человек, даже чересчур взрослый для своих лет. Эх, надо было поговорить с Рогаром поподробнее о каждом из парней, а не гадать по облакам, что, с кем из них и когда могло произойти.
— Владей!
Протягиваю подарок. Бэр медлит, но всё же принимает свёрток.
— Не хочешь взглянуть, что там?
Наверняка хочет, но что-то его смущает. Может быть, чувство, что не заслужил? Наконец слышу короткий вопрос:
— «Радуга»?
— Нет. Но вещь не хуже.
Длинные сильные пальцы тянут за шнурок, чехол с шуршанием падает на пол, а в глазах лучника появляется удивление, с которым он не способен совладать.
— Что это?
— Лук. Как ты и хотел. Очень хороший лук.
— Вижу, что хороший.
Ладони жадно обнимают золотисто-серые костяные изгибы.
— Такого больше ни у кого нет.
Лёгкое недоверие в голосе:
— Ни у кого?
— Я лично его зачаровывал. Стрела, пущенная из этого лука, всегда попадёт точно в цель. Только не забывай говорить, куда именно ты хочешь попасть.
— Говорить? Кому?
— Луку, конечно. Он услышит и исполнит.
Бэр посмотрел на меня, как на законченного идиота.
— Услышит?
— Предлагаю попробовать, раз уж не веришь мне на слово. Стрелы в твоём хозяйстве найдутся?
Стрелы нашлись. Самым трудным оказалось выбрать мишень: все деревянные предметы во дворе находились на расстоянии, вполне преодолеваемом любой стрелой, пущенной из любого, пусть и плохонького лука, следовательно, не годились для проверочного выстрела. Поэтому, не без труда подготовив оружие к стрельбе, Бэр выжидающе замер, взглядом уныло спрашивая: «И куда прикажешь стрелять?» Действительно, куда? Цель должна быть небольшой и труднодостижимой, иначе весь эффект насмарку: в том, что райг не подведёт и поразит выбранную мишень, я не сомневался. Ещё бы её отыскать...
По светлой синеве утреннего неба ползут облака, маленькие и косматые, как нестриженые овцы. Ползут, подгоняемые ветром, крылья которого задевают верхушки деревьев, перешёптываются с листьями, перескрипываются с... Флюгером на башенке, венчающей главное строение в поместье: то ли птица, то ли зверь, выпиленный из доски и некогда ярко раскрашенный, а теперь выцветший и вылинявший, в действительности длиной около локтя, но с земли кажется ладошкой, не больше.
— Попадёшь?
— Куда?
Я указал на поворачивающийся из стороны в сторону флюгер. Бэр прищурился, оценивая предложенную мишень.
— Только если ты прав и лук сам сообразит, что делать.
— А без чужой помощи?
Лучник помолчал, но всё же честно признался:
— Попаду, если он перестанет крутиться. А так не обещаю.
— Но попробовать-то можно?
— Как хочешь.
Он перебрал содержимое колчана, выбрал одну из стрел, положил в выточенный жёлоб «русла», посмотрел вверх с заметным сомнением, но поднял лук и потянул за тетиву. Рога хищно выгнулись, застыв в ожидании приказа. Синие глаза взглянули на меня с сожалением о потраченном зря времени, снова перенесли внимание на цель, губы неуверенно, но послушно произнесли:
— Флюгер.
Пальцы разжались, и... Стрела не поспешила сразу же отправиться в полёт, а явственно задержалась, словно поджидала наилучшего стечения обстоятельств. Заминка составила менее четверти вдоха, но была замечена и Бэром, и мной. А когда тетива с глухим стоном освободилась от лишнего натяжения, мы оба, задрав головы, с минуту пялились на деревянного зверя, обзаведшегося чем-то вроде хвоста: наконечник пробил одну из половин флюгера, а древко стрелы остановилось, увязнув ровно до середины.
— Что это было?
А он молодец, не испугался.
— То, о чём я говорил.
— Значит, зачарованный?
— Именно.
Лучник уважительно провёл ладонью по костяному плечу:
— Он сам выбрал момент выстрела... Как?
Синий взгляд требовал немедленного разъяснения всех подробностей явленного чуда, но я только улыбнулся:
— Это его секрет, не мой.
Конечно мне не поверили. Но и расспрашивать дальше не стали, потому что на двор заглянула Лита с увесистым подносом в руках:
