Ко времени моих слез
Не на Земле и даже не в пределах нашей Вселенной идет война. Сам того не подозревая, ей не дает закончиться Арсений Васильевич Гольцов, человек, наделенный уникальным даром и избранный из-за него на роль экзора, оператора реальности. Однажды он догадывается об истинном назначении своей деятельности и отказывается "работать". Это вызывает ответные, весьма жесткие меры со стороны "хозяев" могущественной системы, контролирующей властные структуры и органы правопорядка. Перед Гольцовым встает выбор: сдаться и сохранить жизнь себе и своим близким или подвергнуть всех смертельному риску, поверить новым друзьям и попытаться сохранить Землю и людей от уготованной им страшной участи.
Не старайся жить весело в мире этом;
ибо все радости света сего кончаются плачем.
Изборник. 1076 г.
Что бы за мной ни наблюдало,
это не человек - по крайней мере
с моей точки зрения.
Ф. Дик. Помутнение.
Дощечка первая.
ПРОКЛЯТИЕ
–
Былое
–
Собиралась гроза… а в доме было тепло, тихо, уютно, и не хотелось никуда идти.
Игрушек у Арсика было мало, поэтому он мастерил их сам: бумажные зверюшки - дед научил, самолётики из тетрадных листов, кораблики из сосновой коры. В четыре года они получались не ахти какой красоты и изящества, но в глазах мальчика кораблики казались настоящими морскими посудинами, пиратскими клиперами, шхунами знаменитых путешественников, и он, наблюдая за «флотом», плывущим по «просторам морей и океанов» - по гигантской луже напротив дома, просыхающей только летом, грезил с открытыми глазами, представляя себя великим первооткрывателем стран и островов, капитаном собственного корабля.
– Собирайся, мечтатель, - погладила его по светлой головке бабушка, - в церковь пойдём.
– Зачем?
– Крестить тебя будем.
– А дед пойдёт с нами?
Бабушка и мама переглянулись.
– Он уехал… позже подойдёт.
– Тогда я его подожду.
Мама нахмурилась:
– Арсений, не упрямься, всё равно идти придётся.
– Не пойду!
– А я сказала…
– Погоди, Надя, - мягко остановила её бабушка, - не начинай с утра кобызиться, он и так согласится.
– Не пойду! - упрямо свёл брови Арсений.
– Дело в том, что мы все крещёные, а теперь вот и твоя очередь подошла. Да и в церкви ты ещё не был, алтаря не видел, иконостаса. Там красиво, свечи горят, люди молятся, тебе понравится.
Мальчик дотронулся пальцем до подбородка - так делал дед Терентий Митрофанович, помолчал, подозрительно посмотрел на бабушку:
– Дед точно придёт?
– Не сомневайся.
– Тогда ладно. Только я посмотрю, и всё.
– Беги, надевай шаровары и курточку новую.
Мальчик убежал в спальню переодеваться.
– Совсем от рук отобьётся без отца, - вздохнула мать, проводив его глазами. - Четыре года, а он уже не слушается.
– Не возводи напраслину на парнишку, - возразила бабушка. - Арсик хороший мальчик, светлый. Вишь, какие лодки соорудил? Загляденье. Головка у него работает, смекает, из него добрый человек вырастет, Терентий правду ведает.
– Дай-то Бог. Кум-то где с кумой?
– К церкви придут, как договаривались.
Разговор прервался.
Женщины принялись собираться в церковь, одели мальчика, и скоро все трое направились к церковке на краю посёлка, поставленной ещё в прошлом веке пришлым на муромскую землю монахом Амвросием. Церковка сохранилась хорошо, хотя была деревянной, и имела приличный приход, так как батюшка славился добротой и охотно помогал страждущим и неимущим. Но дед Арсика Терентий Митрофанович чтил древних русских богов Сварога и Перуна и в церковь, в отличие от женщин, не ходил. Хотя и не препятствовал другим, полагая, что у каждого свободного человека должна быть своя вера, подвигающая его на справедливые поступки.
Апрель в сердце русских равнин выдался тёплым, снег потаял дружно и быстро. Однако в этот субботний день погода испортилась, небо заволокло свинцовыми тучами, и где-то уже прогромыхивал гром. Находила первая в этом году весенняя гроза. Капли дождя упали на землю, когда семья Гольцовых вошла в церковь.
Их встретил сам батюшка Мефодий, погладил Арсика по головке, прогудел в бороду:
– Что съёжилось, чадо испуганное? Не бойся, ничего дурного с тобой не сделают, станешь рабом Божьим, молитвам научишься, будешь добро творить. - Мефодий посмотрел на бабушку с укоризной. - Давно надо было покрестить мальчонку, провести путём истинным, отчего не приходили?
– Дак дед его не соглашался, - растерялась бабушка. - Не уговорить было. Вот и выросли мы.
– Ладно, Анна Трофимовна, всё сладим, одесную стань, начнём, пожалуй. Снимите с него обувку, поясок. Где кумовья?
– Здесь, - подошёл к семье Гольцовых племянник мамы Арсения Кузьма и его жена Светлана: обоим исполнилось по двадцать два года, но детей у них ещё не было, и они согласились участвовать в крещении Арсения.
Служка принёс свечи. Мать и бабушка зажгли их, одну протянули Арсению, озиравшемуся по сторонам. Лики святых на иконах, сверкающая позолота иконостаса и риз, горящие свечи, таинственная темнота по углам церкви произвели на мальчика довольно сильное впечатление. С одной стороны, эта атмосфера ему нравилась, с другой - хотелось побыстрее сбежать отсюда, так как в душу начал закрадываться страх. Процедура крещения ещё не началась, однако ничего хорошего не сулила.
– Купель, - кивнул батюшка дьякону.
Принесли посудину с прозрачной водой, похожую на таз.
– Подведите отрока, - сказал батюшка.
Кузьма и Светлана взяли Арсения за руки, подвели к алтарю. Батюшка повернул Арсика к востоку, трижды подул ему в лицо, трижды наложил крестное знамение на лоб и на грудь, положил руку на голову и начал нараспев читать молитву:
– Господу помоли-и-имся… О имени Твоям, Господи Боже Истинный, и Единароднаго Твояго Сына, и Святаго Твояго Духа, возлагаю руцу мою на раба Твояго Арсения, сподобльшагося прибегнути ко Святому Имени Твояму, и под кровом крил Твоих сохранитися…
И в это время в церковь, растолкав собравшихся прихожан, вбежал дед Арсика Терентий Митрофанович:
– Остановитесь!
Батюшка запнулся, удивлённо поднял голову.
