– Координаты знаешь?
– Черный S-трафик, горизонталь один-один, Северный такантай… – Лада запнулась.
– Это все?
– Я забыла… кажется, восемьдесят шесть и две десятых градуса северной широты и один градус восточной долготы.
– Не перепутала? По-моему, мы прямиком попадем на Северный полюс.
Лада покраснела.
– У меня аварийная линия… я только называю резонанс, и синхрон включает драйв…
– Почему я не могу сделать то же самое?
– У вас ненастроенный синхрон, ему надо называть точные координаты.
– Понятно. Что ж, рискнем? Если окажешься в убежище одна – жди маму и никуда не ходи.
Лада кивнула.
– Иди, я за тобой.
Девочка прошептала какое-то слово, по ее телу пробежала волна искривления, превратив его в размытый силуэт, и она исчезла.
В конце коридорчика грохнула, рассыпаясь, дощатая входная дверь. Но Северцев уже успел включить синхрон с помощью ключевого слова и назвал координаты места выхода, которые вспомнила Лада. Когда в комнату с горевшей на импровизированном столе свечой ворвались трое мужчин в камуфляже, там уже никого не было.
– Ушли! – выдохнул один из них, высокий, но сутулящийся, с соломенными усиками и сломанным «боксерским» носом.
Второй, пониже ростом и поплотнее, молча погладил бритый череп и поднес к губам пенальчик рации:
– Шестой, пришлите эксперта.
Затем бритоголовый посмотрел на сутулого:
– Останетесь здесь. Может быть, они вернутся. Дождитесь эксперта, осмотрите все и уничтожьте.
Он повернулся и вышел.
***
На сей раз «полет» по «струне» «оси S» длился дольше и сопровождался необычными эффектами.
Сначала Северцев почувствовал знакомый удар по голове – как бы изнутри, а потом услышал тонкий голосок и не сразу понял, что это заговорила в ухе клипса рации:
– Фиксатор ерзает по S-диапазону…
– Что?! – изумился Северцев, не слыша собственного голоса.
Ударило в ноги, да так сильно, что лязгнули зубы. Перед глазами завертелись огненные змеи.
– Кто гово… – начал Северцев, и до него наконец дошло, что он слышит компьютер синхрона.
– В чем дело? Ты не можешь найти точку выхода?
– Нелинейная синхронизация требует многовекторной настройки, – сухо отозвался синхрон.
– Извини…
От третьего удара – по затылку – у Северцева посыпались искры из глаз. Он выругался и выпал в холод и свет, заставивший его зажмуриться.
– Дядя Олег! – послышался обрадованный детский голос.
Он открыл глаза, но был вынужден защититься ладонью от заполнявшего пространство текучего сияния. Потом глаза привыкли к свету, и стала понятна причина его происхождения.
Синхроны перенесли беглецов в центр огромной круглой впадины, усыпанной крупным стеклянно-серебристым песком, из которого торчали округлые туши черных скал. Впадину окружала стена льда, изломы которого и давали потоки отраженного солнечного света, бьющие по глазам.
Небо над впадиной было густо-синего цвета, безоблачное, глубокое, перечеркнутое силуэтом почти невидимой башни. На солнце, повисшее надо льдами, нельзя было смотреть без очков, такое оно было яркое и большое.
Лада стояла в двадцати шагах от Северцева, возле кургана из каменных глыб примерно одинакового размера, прижав к груди кулачки. В ставших огромными глазах девочки читались недоверие, страх и восторг.
– Все в порядке, – облегченно вздохнул Северцев, делая шаг к ней и чувствуя ломоту в костях. На этот раз «хронодрайв» организм перенес не так легко, как прежде. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. – Лада бросилась к нему, но устыдилась порыва и сдержала шаг. – Я так рада, что вы догнали…
– Куда б я делся? Кстати, куда мы попали?
– Это Гиперборея, затонувший северный материк.
– Откуда ты… м-да, впрочем, ясно откуда. Гиперборея, значит. А почему солнце стоит высоко? На Крайнем Севере, а тем более на полюсе оно еле-еле выползает над горизонтом.
– Разве вы не знаете, что Земля не раз меняла полюса?
– Ах вон что! – улыбнулся Северцев. – Мы просто попали на материк в момент, когда Северный полюс был не здесь. И в какие же это времена мы драйвировались?
– Больше пятидесяти миллионов циклов или чуть больше шестидесяти миллионов лет назад по М-времени, – важно ответила Лада.
– Я так и… по какому времени?
– Мама говорила, что есть два вида времени – локально-когерентное, то есть личное время объекта, соответствующее диапазону его существования, и общее – М-время, от слова майя – иллюзия. Люди принимают его за данность, за объективно существующий поток, хотя на самом деле…
– Я помню, – поспешно перебил Олег собеседницу. – Времени нет, ни прошлого, ни будущего. В будущее попасть нельзя, потому что этих состояний еще нет, а в прошлое – потому что их уже нет. Правильно?
– Правильно, – кивнула Лада. – Можно только синхронизировать волновые фронты своего квантово-волнового пакета с масс-резонансами на «оси S» и «оси Е».
– Что мы сейчас и сделали, так?
Лада кивнула еще раз.
– Все это прекрасно. Только до сих пор неясно, каким образом синхрону удается переносить нас в нужное место с точными географическими координатами. Почему драйверов не заносит в космос или под землю.
Лада смутилась, пожала плечиками.
– Мама об этом не говорила.
– Ну и ладно, потом с ней побеседуем. Кстати, я не спросил раньше: кем работала твоя мама официально?
– Заместителем начальника государственной службы безопасности.
Северцев присвистнул, с удивлением глянув на дочь Варвары. Он догадывался, что официальная должность жены Сабирова должна соответствовать статусу тетрарха СКонС, но не предполагал, что женщина в Казахстане, да еще русская, может достичь такого высокого положения.
– Да-а, мама у тебя действительно уникальная… Итак, ребенок, что будем делать?
– Ждать, – рассудительно заметила Лада. – Мама обязательно вернется.
– Я тоже так думаю. Показывай мне свое убежище. Далеко мы от него?
– Да вот же оно, – вытянула руку девочка в направлении на округлую гору камней.
Северцев присмотрелся к ней и понял, что это в самом деле древнее сооружение, по форме напоминающее круглый растрескавшийся хлеб диаметром около двухсот метров. Чем-то оно походило на ирландский кромлех Нью-Грендж, сооруженный, по оценкам ученых, в четвертом тысячелетии до нашей эры. Северцев в начале своей карьеры путешественника посетил Нью-Грендж, расположенный в пятидесяти километрах от Дублина, и долго оставался под впечатлением увиденного. Особенно его поразила не масса сооружения – около двух тысяч тонн – и не его размеры, а точность древних строителей. Единственный раз в году, в день зимнего солнцестояния, луч восходящего солнца через тоннель длиной в семнадцать метров падает на камень в погребальной камере, на который нанесены таинственные узоры. Что это за узоры и какой смысл в этом освещении придавали процессу древние архитекторы, ученым разгадать не удалось.
