В каюту вошли двое парней в черном, отцепили наручники синхрона и унесли Виктора.
– Вы пока свободны, Георг, – сказал экзарх.
Шютта щелкнул каблуками и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
– Только не надо демонстрировать свою технику рукопашки, – сказал Герасимов. – Мы наслышаны о твоих подвигах, Олег Андреевич. Ловко ты справился с моим коллегой Ахмадом. Но здесь это не пройдет, все пространство яхты контролируется службой VIP-охраны, при малейшем подозрении она откроет огонь на поражение. А мне не хотелось бы терять такого ценного сотрудника раньше времени.
– Я не ваш сотрудник.
– Я думаю, мы договоримся. Ахмад не смог тебя убедить, потому что не нашел подхода. Я найду. Или тебе нужен наглядный пример? Хочешь убедиться, что отсюда нет выхода?
– Не хочу.
– Ну и правильно, – с одобрением кивнул Герасимов. – Садись, побеседуем, пока появится мастер.
– Господин Крушельницкий?
Брови генерала изогнулись дугой.
– Ты знаешь больше, чем мы рассчитывали. Но все равно, садись, садись, Олег, интересно будет тебя послушать. Я не все знаю о твоих похождениях, а главное – не знаю цели. Зачем тебе понадобилось вмешиваться в эту историю с Сабировыми?
– Где Лада? – бросил Северцев, оставаясь на месте. Состояние «полета беркута» позволяло ему держать боевую форму и оценивать ситуацию адекватно. Он чувствовал, что за каждым его движением следит не одна пара глаз, каюта экзарха просматривалась охранниками, а в стены, очевидно, были вделаны скрытые телекамеры и оружие.
– Мне говорили, – кивнул экзарх с оттенком пренебрежения, – но я не поверил. Разве Лада твоя дочь?
– Нет, она мне дочь, – с вызовом ответил Северцев.
– Очаровательно, – вздохнул Герасимов. – Насколько я знаю, эта болезнь – любовь – не лечится. Хотя странно: влюбиться в женщину старше на много лет, да еще с ребенком… да еще бывшую тетрархом…
– Вам не понять.
– Увы, да. И тем не менее попробую тебя уговорить перейти на нашу сторону. Добровольно. Другие варианты не сулят для тебя ничего хорошего.
– Где Лада? Что с ней? Она жива?
Герасимов пожевал губами, разглядывая гостя с сомнением во взоре.
– Ты вообще способен говорить о деле, Олег Андреевич?
– Только после того, как вы покажете мне девочку.
– Ты разочаровываешь меня.
– Организация, ворующая детей у родителей ради каких-то своих целей, разочаровывает меня еще больше.
Экзарх поморщился.
– Мы можем ошибаться в деталях, но не ошибаемся в главном, в стратегии. Судьба девочки – сущая мелочь по сравнению с той целью, которую поставил перед собой велиарх.
– Скажите уж – господин Крушельницкий. Велиарх – коллективный организм, но Людвиг Остапович все же смог стать общим боссом, не так ли? Однако бог с ним, с велиархом, он – оператор планетарного уровня, маленький уродливый хозяйчик небольшой планеты под названием Земля. Есть и над ним начальники, я уверен, и я обещаю добраться до них, если вы сами не в состоянии навести порядок в собственных рядах. Потому что главными принципами жизни людей были и остаются этические ограничения типа «будь справедлив» и «не мешай жить другим».
Герасимов оглядел лицо говорившего прищуренными глазами, помолчал, переваривая услышанное.
– Похоже, мы не договоримся, Олег. Я знал, что ты человек упрямый, идейный и совестливый, но не думал, что настолько. А если мы захватим твоего отца? Ты все равно будешь упорствовать в свой философии?
Северцев потемнел.
Экзарх засмеялся.
– Не стесняйся, Олег Андреевич, дай волю своим чувствам, авось полегчает. У тебя на лице написано, что ты хочешь меня разорвать на куски. Попробуй, вдруг получится.
– Каждому воздастся по делам его, – расцепил челюсти Северцев, – рано или поздно. Покажите Ладу, все переговоры – потом.
– Экий ты настырный, – покачал головой генерал. – Прямо как твой отец. Его тоже трудно сбить с пути, если он уже настроился куда-то идти. Что ж, смотри.
Он подошел к столу в углу каюты, щелкнул кнопкой пульта дистанционного управления. Экран телевизора посветлел, налился жемчужным свечением и протаял в глубину. Стала видна обстановка еще одной каюты, стены которой представляли собой приборные панели. Посреди каюты находилась сложная установка со множеством грубых с виду ребер, штанг, шлангов и острых деталей, напоминающих шипастые рыбьи кости. В недрах установки находился длинный параллелепипед из неровных стеклянных окошечек, напоминающий саркофаг.
В каюте перед пультами у стен сидели двое операторов в голубых халатах. Один из них – японец с виду – поднял голову и посмотрел в объектив телекамеры.
– Доктор Йода, – сказал Герасимов, – выдвиньте на минутку инвертор.
Японец молча пробежал пальцами по клавиатуре пульта перед собой, и прозрачный саркофаг медленно выдвинулся из недр странной, создающей эффект живого организма установки.
Северцев сглотнул ком в горле.
В саркофаге лежала опутанная проводами Лада с закрытыми глазами, с кожистой шапкой на голове, похожей на шлем мотоциклиста, и с браслетами на руках и ногах.
– Что вы с ней сделали?!
– Ничего, – сказал Герасимов. – Ну, или почти ничего. Пришлось подавить ее пси-сферу, чтобы она не сбежала. Это не опасно для жизни.
Северцев сделал шаг вперед, и тотчас же что-то тихо щелкнуло в стене напротив – это раздвинулась сегментовидная, как у фотоаппарата, заслонка, открывающая упрятанный в стене ствол винтовки или пулемета.
– Отпустите ее!
Экзарх выключил телесистему, иронически посмотрел на путешественника.
– Это невозможно. Даже если бы захотел, я не смог бы отпустить девчонку. Ее хозяин – мой начальник.
– Она не рабыня, а ваш начальник – не Господь Бог!
– Тем не менее ничем не могу помочь. Девочка нужна Людвигу Остаповичу для контакта с… э-э…
– Глубинником!
– Ты и это знаешь? – удивился Герасимов. – Поздравляю. Ты действительно ценный кадр, не придется даже объяснять наши задачи.
– Не придется! – глухо пообещал Северцев.
– Иди, подумай. – Экзарх не обратил внимания на реплику собеседника, ткнул пальцем в стол.
Дверь каюты открылась, на пороге возник сутулый Шютта.
– Отведите его в кормовой кубрик.
– Там угларх…
– Плевать, он в шоке, так что ничего не произойдет. Через час прибудет сам, пусть и решает, что с ними делать.
Северцев молча повернулся и вышел из каюты экзарха. В коридоре его подхватили под руки двое мощных парней в черном, ударили в живот, потом по затылку и поволокли в трюм. Швырнули на пол тесного кубрика с крохотным иллюминатором и двумя койками – одна над другой. На нижней неподвижно лежал ничком Виктор Красницкий.