– Здравствуйте, - вежливо проговорил Максим. Произошла немая сцена.
Воркующие «голубки» резко отодвинулись друг от друга. Викинг вскочил, бледнея. Встала и растерянная Варвара с округлившимися глазами:
– Ты?!
– Я, - подтвердил Максим, разглядывая гостя.
– Но ты же должен был… через два дня… не предупредил даже…
– Извини, так получилось. Это он?
– Кто?
– Любовник, разумеется. Тебя видели пару раз вместе с ним. Или это просто друг заглянул на огонёк? Так сказать, утешить и скрасить одиночество?
Викинг набычился, сжал кулаки:
– Вы… не знаете…
– Чего же я не знаю?
– Мы… друзья с Варей… да…
– И поэтому практически раздеты. Понимаю. Жарко.
Викинг исподлобья посмотрел на Варвару, лицо которой изменилось, стало злым и некрасивым.
– Прекрати ёрничать, Максим! Это Эрик… мы учились вместе…
– Пошёл вон! - ровным голосом сказал Максим.
– Что?! - не понял викинг.
– Я сказал: пошёл вон!
– Максим! - шагнула к нему Варвара. - Сейчас же прекрати! Эрик никуда не уйдёт!
– Здесь пока ещё я хозяин. Поэтому - вон!
– Вы тут… не командуйте. - Викинг откашлялся, приобретая уверенность. - Мне Варя рассказывала, как вы себя ведёте…
Максим шагнул к нему, крутанув желваки, и парень отшатнулся, меняясь в лице.
– Поробуйте ударить! Я… вас…
Максим смерил его взглядом, привычно выбирая точку удара, усмехнулся, качнул головой:
– Ты не стоишь моего гнева, мальчик.
Варвара встала между ними:
– Максим, я вызову милицию! Отойди!
– Вряд лив этом есть необходимость.
Он обошёл супругу, открыл дверь в спальню, отметив раскрытую и смятую кровать, ещё хранившую жар двух тел. Собрал личные вещи, кое-что из одежды, побросал в спортивную сумку.
– Что ты собираешься делать? - возникла на пороге Варвара.
Максим посмотрел на неё с прищуром. Фигура у жены была великолепная, но всё же полноватая, погрузневшая. Варвара любила хорошо поесть и не отказывалась от сладкого. Перед глазами проплыло видение - другая женщина, дочь Гольцова, почему-то грустная. Он поспешил прогнать видение.
– Пожалуй, я оставлю вас на какое-то время. Вернусь завтра вечером, поговорим.
– О чём?
– О разводе, разумеется, и о других приятных вещах. О разделе квартиры, к примеру.
Глаза Варвары сузились.
– Этого не будет!
– Посмотрим. - Максим отодвинул её плечом, прошагал через гостиную, не глядя на застывшего столбом гостя, на пороге оглянулся, снял со стены офорт с лесным пейзажем, подарок мамы, сунул в сумку:
– Доброй ночи, судари и сударыни.
Вышел, тихо закрыл за собой дверь. Постоял, прижимаясь к ней спиной. Вспомнилась шутка юмориста: если у тебя прекрасная жена, офигительная любовница, крутая тачка, нет проблем с налоговой инспекцией, а когда ты выходишь на улицу - светит солнце и улыбаются прохожие, скажи - нет!
Максим улыбнулся. Похоже, он только что решился на этот шаг. Правда, жизнь удалась не столь радужной, как у персонажа шутки, но, с другой стороны, может быть, оно и к лучшему?
Захотелось позвонить Марине, дочери Гольцова, «поплакать в жилетку». Однако он пересилил себя, расправил плечи, сбежал по лестнице вниз. И уже из подъезда позвонил Писателю, предупредить, что едет к нему ночевать.
Дощечка вторая.
ПОСВЯЩЕНИЕ
–
Проходящее
–
Лучи солнца ощутимо греют кожу на лице.
Снег стал рыхлым, пористым, грязноватым. На завалинке, с южной стороны дома, появились ажурно-кружевные фестончатые льдинки, дотронешься - они рассыпаются с тихим звоном. То и дело падают сосульки с крыши. Капель играет дивную музыку, музыку весны.
Арсений сидит на ступеньке деревянной лестницы у сарая, спине холодно, лицу под солнцем тепло. В душе - ожидание чего-то, чему нет объяснений, и вместе с тем ожидание лета, отдыха, исполнения желаний, встреч с таинственной космической жизнью. В голове беззвучно всплывают мечты и лопаются, как мыльные пузыри.
Так бы и сидел часами, переживая тихую радость пополам со сладкой печалью уходящего детства…
- Арсик!- слышится зов бабушки. - Где ты?
Два часа дня, пора обедать. А он сидит и почти не дышит, заворожённый превращением зимы в иное состояние, обещающее чудесные открытия…
Через неделю снег сошёл окончательно, остались лишь кое-где ледяные языки, истекающие слезами под лучами апрельского солнца.
Он сидит на корточках на крыльце у соседки и смотрит на глубокую, чуть ли не с полметра, талую воду стеной дома. Вода прозрачна до самого дна - летом здесь будет расти густая трава - и медленно уходит под забор, на огород. Арсению кажется, будто это не вода, а само время, текущее в неведомые бездны пространства. Он опускает в воду руку и вздрагивает, так она обжигающе холодна. А ветерок - тёплый уже, ушли зимние морозы, унесли заботы и радости зимы. Апрель, середина весны…
Арсений Васильевич посмотрел на календарь, висевший на стене. Шестнадцатое апреля, середина весны. Но как же с тех пор изменился мир! Даже климат изменился, вёсны в центре русских равнин (и в Подмосковье тоже) стали холоднее, а погода непредсказуемее. Почти все перестали верить Гидрометслужбе, редко угадывающей температурные колебания даже в пределах суток. Что поделаешь, надвигается новый ледниковый период, как утверждают одни учёные. Или, как утверждают другие, идёт глобальное потепление, связанное со сменой полюсов. Хотите верьте первым, хотите вторым, как кому подсказывает интуиция.
Арсений Васильевич усмехнулся, начиная собираться на пятничные занятия волейболом. Тренировка начиналась после работы, в шесть часов вечера, и он уже опаздывал. Размышляя над своими проблемами, Гольцов подхватил сумку со спортивными принадлежностями, закрыл кабинет и двинулся к спортзалу, рассеянно отвечая на приветствия попадавшихся навстречу сотрудников института.
Прошло два с половиной месяца с момента разговора с одним из «хороших людей», сосватавших его на роль экзора, оператора внешней коррекции неведомо где располагавшегося мира под названием Карипазим. В памяти часто всплывали слова собеседника: «У вас же есть дети, Арсений Васильевич, внучка, подумайте о них, если не хотите думать о себе». Он подумал. Не один раз. И не то чтобы испугался, но всё же решил не рисковать. Детей он любил, несмотря на их образ жизни и другое мировоззрение, а во внучке души не чаял. Они не должны были пострадать, чем бы он ни занимался.
