– Зато он сам пишет стихи.
– О да, кроме поэмы «Рухнамэ» издал ещё два сборника стихов и поэм, которые тотчас же подсуетившиеся чиновники ввели в обязательную школьную программу.
– Туркменский эквивалент брежневской «Малой земли».
– Или гитлеровского «Майн Кампфа». А как тебе налог на невест, который он ввёл на территории Туркмении? Плати в казну полста тысяч долларов и женись на понравившейся туркменке, ежели ты иностранец.
– Тебя это как-то задевает? - прищурилась Марина. - Уж не собрался ли ты жениться на туркменке?
Максим засмеялся:
– Ты же не туркменка?
– Ну и что?
– Я предпочёл бы жениться на тебе.
– «Бы»?
Максим посерьёзнел, испытующе заглянул в глаза собеседницы, ставшие вдруг печальными.
– Ты готова к серьёзному разговору?
Она покачала головой:
– Нет… я пошутила… не знаю… не спеши. Мне нравится встречаться с тобой, но… я не одна…
– Чепуха! Стеша будет мне как родная дочь!
– Я не одна, - повторила Марина упрямо, - и сама не знаю, чего хочу. Не торопи меня.
– Я и не тороплю.
– Спасибо, благородный идальго. - Она положила на его руку свою прохладную ладошку. - Не обижайся. Я знаю, что… - Глаза девушки вдруг остановились, лицо изменилось, она кого-то заметила.
Максим оглянулся.
К их столику подходили трое молодых людей, в том числе тот самый небритый смуглолицый парень в белом, что несколько минут назад хотел пригласить Марину на танец. Его спутниками были кряжистый белобрысый амбал с круглой короткостриженой головой и субтильного вида, высокий, худой, узкоплечий парень с шапкой рыжих вьющихся волос, бородатый и усатый. Не обращая внимания на Максима, он положил руку на плечо Марине:
– Пошли подвигаемся.
– Э-э, парни, - миролюбиво, но твёрдо сказал Максим, - дама не танцует.
– А ты не вякай, - наставил на него толстый палец белобрысый амбал. - Ты здесь ноль.
Максим посмотрел на Марину:
– Ты хочешь танцевать?
– Н-нет.
Максим точным движением пальца сбросил руку пышноволосого рыжего красавца с плеча девушки.
– Ребята, повторяю тихо-мирно: мы хотим поужинать и послушать музыку. Найдите тех, кто хочет танцевать, их много.
– Фил, убери таможню, - буркнул рыжеволосый; от него пахло смесью дорогого одеколона и пива. - Пошли, Марин, твой хахаль подождёт.
Белобрысый двинулся к Максиму, надавил мощной короткопалой дланью ему на плечо:
– Сидеть, крутой!
В ту же секунду палец Максима воткнулся ему в кадык. Максим сатанел, когда его принимали за лоха, и с удовольствием ставил зарвавшихся мордоворотов на место.
Парень икнул, схватился за горло, присел. Глаза его выпучились, налились кровью.
«Лицо кавказской национальности» в белом костюме попыталось ударить Максима в ухо, но майор уклонился, встал и тычком - тремя пальцами вместе - нашел живот смуглолицего, а вместе с животом - солнечное сплетение. Кавказец, или скорее армянин, охнул, согнулся пополам.
Максим взял за руку рыжеволосого красавца, слегка повернул в суставе так, что тот с тихим воплем сунулся носом в стол.
– Я же сказал, падаль, дама не танцует! Неужели вы не понимаете русский язык?
– Отпусти его, - прошептала Марина, глядя на Максима округлившимися глазами. - Это Вадим… мой муж… бывший.
Максим отпустил руку рыжеволосого:
– Извини, не знал. В отличие от Черчилля, я не люблю хамов и свиней. Парни, выход в другом конце зала. Вас проводить?
– М-мы… с-са… - просипел белобрысый, тяжело поднимаясь, сунул руку в боковой карман пиджака.
– Уходим, - бросил рыжеволосый, тряхнул волосами. - Мы ещё поговорим, Мариночка, я к тебе заеду на днях.
К столику уже спешили официант и охранник в чёрном костюме, но троица во главе с бывшим мужем Марины уже двинулась к выходу.
– Всё в порядке? - спросил охранник на всякий случай.
– Да, нормально, - кивнул Максим. - Ребята ошиблись столиком. Извините, я на секундочку.
Он догнал ковылявшего рыжеволосого, крепко взял за локоть, развернул к себе и сказал, глядя в его расширяющиеся зрачки:
– Упаси тебя Бог искать встречи с этой женщиной! Покалечу! Понял?
Белобрысый спутник Вадима попытался было схватить Максима за шею, но тот не глядя щёлкнул его по носу, и парень отступил, схватившись за нос.
– Понял, я спрашиваю?!
– П-п-п… - закивал рыжеволосый.
– Отлично!
Максим отпустил его, вернулся к столику.
Троица выбралась из зала, сопровождаемая невозмутимым охранником. На столик ещё некоторое время с любопытством посматривали завсегдатаи клуба, потом перестали.
– Что ты ему сказал? - поинтересовалась погруст невшая Марина.
– Посоветовал обходить твой дом стороной. Или я снова спешу?
– Нет, всё правильно… хотя ты меня снова удивил.
– Чем?
– Ты всегда так действуешь?
– Как?
– Прямо… и жестоко.
– Во-первых, не жестоко, а жёстко. Во-вторых, повторюсь, не люблю хамов и свиней. В-третьих, если не защищаться - унизят и растопчут! Компромиссов в этом деле быть не должно.
– Может быть… не уверена. А что ты говорил про Черчилля? С чем не согласен?
– Это ему приписывают знаменитую фразу: «Я люблю свиней. Собаки смотрят на нас снизу вверх. Кошки сверху вниз. Свиньи смотрят на нас как на равных».
Марина улыбнулась:
– Ты довольно начитан.
– Спасибо за комплимент. Служба такая, приходится много читать.
– Ты так и не рассказал, чем занимаешься.
Максим почувствовал неловкость, однако говорить правду о своей работе и признаваться в том, что по долгу службы он вёл слежку за отцом Марины, не имел права.
– Обычная канцелярщина, работа с документами.
– Секретными?
– Бывает, что и секретными. Ну, а тебе как работается в гимназии?
– Проблем хватает, но в общем всё нормально. Платят только мало, приходится подрабатывать. У меня трое постоянных учеников разного возраста, поэтому почти все вечера у меня заняты.
– А как Стеша?
Марина бросила на собеседника изучающе-недоверчивый взгляд.
– Что именно тебя интересует?
– Всё. Как она учится, чем занимается в свободное время, как восприняла твой развод.
