Арсений с трудом отрывает взгляд от кружевного пятна изморози - вскоре лучи солнца растопят и эти последние следы зимы - и бежит в дом. Стакан горячего молока, ломоть хлеба с маслом - весь завтрак. Берёзовая ветка с цветами в руку - и вперёд, за остальными, в школу с радостным ощущением встречи с друзьями…
Кто-то деликатно кашлянул.
Арсений Васильевич вздрогнул, выплывая из бездн воспоминаний, поднял глаза на посетителя.
– Ты не заболел часом? - спросил Толя Юревич, озабоченно глядя на заведующего лабораторией. - Я уже пять минут тут стою, а ты и ухом не ведёшь.
– Детство вспомнил, - виновато улыбнулся Гольцов. - Посмотрел в окно, там дождь, а дождь всегда вызывает у меня приступы ностальгии. Что у тебя?
– Мы закончили тестирование системы, можем отрабатывать программу лётных испытаний.
– Завтра и, если можно, без меня.
– Разве ты в отпуск уходишь?
– Как ты догадался? Хочу съездить в Муром, к сыну, помочь ему надо с ремонтом квартиры. Потом поеду к дочке в Москву. А там посмотрим.
– Хорошо, завтра так завтра. На машине поедешь или на поезде?
– Ещё не знаю.
– Если на машине, то будь осторожен, не бери попутчиков. Вчера в криминальных новостях по телику передали, что у нас орудует банда, промышляющая нападениями на водителей. Есть жертвы. Личный шофёр нашего председателя гордумы соблазнился лёгким заработком, так его потом на свалке нашли.
– Живого?
– Мёртвого.
– Откуда же стало известно, что он соблазнился лёгким заработком?
– Это ты у ментов спроси. Рисковать, однако, не рекомендую.
– Успокойся, - усмехнулся Арсений Васильевич, - я редко кого подвожу, да и то только знакомых. Но всё равно спасибо за предупреждение.
– Не за что. - Юревич вышел.
Арсений Васильевич откинулся на спинку стула, выпятив губы, посвистел, пытаясь расслабиться, но не смог. Мешало возникшее утром и до сих пор зудящее комаром ощущение подглядывания. Кто-то следил за ним из толщи стены, буравил спину недобрым взглядом, а стоило Гольцову оглянуться, взгляд перемещался по стене на потолок, и начинало казаться, что наблюдатель сидит в люстре или же прячется в крохотной головке пожарного сигнализатора.
– Не дождётесь! - пробормотал Арсений Васильевич. - Не на того напали! Не испугаюсь!
В кабинет робко заглянула Оксана Петрова со стопкой белых листов в руке:
– Можно, Арсений Васильевич?
– Заходи.
Девушка осталась у двери, нервно перебирая листки, преданно глядя на начальника лучистыми серыми глазами.
– Вы на меня сердитесь?
– С чего ты взяла? - удивился Арсений Васильевич.
– Мы давно не встречались…
– Ах, вот почему ты такая невесёлая. Я уж думал, не справилась с заданием. У меня проблемы… были. Чуть освобожусь, и мы встретимся.
– А сегодня нельзя?
Арсений Васильевич хотел было ответить отказом, но заглянул в готовые наполниться слезами глаза и передумал. Оксана любила его и готова была делать всё, что он прикажет. Огорчать её не хотелось. Хотя и доводить их отношения до серьёзных зависимостей тоже не хотелось.
– Вечером я заеду за тобой. Жди у ресторана «Ракета». Лицо девушки осветилось радостью. Она кивнула, сделала официальный вид и упорхнула.
Арсений Васильевич покачал головой. Чего греха таить, Оксана ему нравилась, да и любовницей была великолепной. Красивое тело, полные бёдра, высокая грудь, милое лицо, мягкая, добрая, покладистая. Она заслуживала большего, чем быть просто любовницей. Однако он любил другую. Свою жену. Ту, которую встретил тридцать с лишним лет назад в троллейбусе в Рязани и с которой познакомился на студенческой вечеринке.
– Что она во мне нашла? - вздохнул Арсений Васильевич, глядя на своё отражение в дисплее. - Или права поговорка: любовь зла, полюбишь и козла?
Посидев минуту в полной прострации, он снова вздохнул, подумав: ну и что мне с тобой делать? Неужели не понимаешь, что наша связь недолговечна? Мне пятьдесят пять, тебе двадцать пять. Где ты и где я? В каких временах?
Ты сам даёшь ей надежду, проворчал внутренний голос. Возьми и скажи, что жениться на ней не собираешься, она и перестанет надеяться. Зачем назначил встречу?
Так ведь хочется! - виновато шмыгнул носом Арсений Васильевич.
Баб кругом одноразовых хоть сачком греби, захотел - вызвал.
С ними знакомиться надо, ухаживать…
Дурак, это не те бабы, за кем надо ухаживать. Вот за Оксаной действительно надо ухаживать, цветы дарить.
Её я уже знаю, мне приятно, да и ей тоже, причём без всяких цветов.
Это так кажется.
Да некогда мне цветами заниматься!
Тогда молчи и не комплексуй! Жизнь возьмет своё, даже вопреки твоим желаниям. Всё просто, не усложняй.
Я и не усложняю. Если бы на мне не висел крест экзора, я бы, может быть, и не думал ни о чём.
Только дураки ни о чём не думают.
Я тоже дурак, улыбнулся Арсений Васильевич, понимая, что лукавит сам с собой. Детство всё ещё жило в нём, несмотря на нынешнее понимание вещей, и прощаться с ним не хотелось.
Будешь обзываться, перестану с тобой общаться, обиделся внутренний голос.
Извини, вздохнул Арсений Васильевич в третий раз, я пошутил. Есть такой индуистский термин: ванапрастха - следующий за семейным возрастной период, удаление от бытовых дел. Мы с тобой как раз подошли к нему, так что жениться я не собираюсь. А Оксану жалко.
Жалко, согласился внутренний голос.
В дверь постучали, вошёл Женя Шилов, смущенно поскреб в затылке:
– Василич, мы тут кроссворд решаем, слово из девяти букв, система мировоззрений, первая буква «п».
– Парадигма, - рассеянно ответил Арсений Васильевич. - А что это вы кроссворды решаете в рабочее время?
– Так обед уже. Спасибо, Василич. - Шилов убежал.
Арсений Васильевич посмотрел на часы. Половина второго. Действительно, пора обедать, время пролетело незаметно. Почему же не хочется есть?
Он прислушался к себе. Что-то происходило с ним в последнее время, а что именно, разобраться было трудно. Во всяком случае, изменилось его отношение к жизни, к себе, к тому, что он делает. В результате он перестал ощущать усталость в конце рабочего дня, организм требовал дополнительных нагрузок, расхода энергии, что сказалось и на игре в волейбол. Арсений Васильевич вдруг заиграл как в молодости, удивляя приятелей и соперников, стал прыгать выше и угадывать траекторию полёта мяча после удара нападающего, чего с ним не случалось давно. Мало того, он мог отыграть не три-четыре сета подряд, как раньше, а все десять и не устать Дома же его перестало тянуть в кресло, посидеть с газетой или журналом в руках, постоянно хотелось двигать ся и что-то делать. Что случилось? Почему тело не испытывает усталости, а мозг ищет постоянных занятий, требует длительных умственных напряжений?
