– Друг, дай прикурить.
Стекло опустилось ниже, появилась рука с зажигалкой.
Максим дёрнул эту руку к себе, и водитель с маху врезался головой в раму дверцы.
В то же мгновение рядом с машиной возникли ещё трое мужчин: Кузьмич, Писатель и Штирлиц, рванули на себя дверцы и выволокли двоих пассажиров на асфальт двора. Один из них пытался достать пистолет из-за пазухи, но был безжалостно вырублен Кузьмичом ребром ладони по шее.
– Не хулигань! - выдохнул лейтенант, вынимая из ослабевшей ладони парня тяжёлый «вальтер» с глушителем. - Мы так не договаривались.
– Смотрите-ка, что у этого! - пробормотал Штирлиц, доставая из кармана спортивной куртки своего подопечного необычной формы и цвета - ярко-жёлтого - пистолет.
– Тазер, - хмыкнул Максим, беря в руки электрошокер. - Бельгийского производства, тип Х-26. Сто тысяч вольт.
Чекисты переглянулись.
– Такие пушки обыкновенные бандиты не носят, - выразил общее мнение Писатель. - Это контора.
– Наша?
– А фиг его знает! На морде же не написано.
– Вот сейчас и выясним.
– Мы с Кузьмичом в кабину, вместе с этим. - Максим указал на задержанного Штирлицем пассажира «семидесятки», не произнёсшего ни слова с момента захвата. - Гена, присмотри за водилой, чтобы не очухался и не устроил гонки по вертикали. Герман, покарауль второго. Иван Дрожжевич, как обстановка?
– Тихо, - ответил не принимавший участия в захвате Шаман.
– Понаблюдай за двором.
– Хорошо.
Максим затолкал пленника с тазером на заднее сиденье, сел сам. С другой стороны уселся Кузьмич. Потерявшего сознание парня с «вальтером» обыскали, усадили рядом с таким же снулым водителем.
Оценка, данная всем пассажирам «семидесятки» ещё Кузьмичом, была близка к истине. Все они если и не были бомжами, то принадлежали к типу «деклассированных элементов», или, иначе говоря, к типу шпаны, одетой кто во что горазд. К примеру, на втиснутом между Максимом и Кузьмичом молодом человеке с небритой физиономией были спортивные штаны, видавшая виды серая курточка и бейсболка. Не считая старых кроссовок. На водителе красовался растянутый пузырчатый джемпер, а парень рядом с ним и вовсе носил зимнее полупальто под каракуль на штопаной футболке неопределённого цвета. Интеллигентами на звать всех троих было трудно. Тем не менее вооружены они были неслабо, и это наводило на размышления
Вполне могло быть, что костюмы парней принадлежали к разряду оперативного камуфляжа.
– Проверь документы водилы, - посмотрел на Писателя Максим.
Тот повозился над парнем, покачал головой:
– Ничего, только сигареты.
Максим повернул голову к пленнику. На вид парню было лет двадцать семь - двадцать восемь, если не учитывать эффекта старения, который даёт щетина на щеках и неухоженность всего тела, подчёркиваемая специфическим запахом пота.
– Будет лучше, если ты сразу скажешь, на кого работаешь. Сам понимаешь, мы здесь люди не случайные, представляем спецслужбу. Судя по вашему арсеналу, вы тоже не лыком шиты, во всяком случае не простые домушники, следящие за клиентом, чтобы ограбить его квартиру.
Пленник молчал, низко опустив голову.
– Кивни, что слышал вопрос.
Молчание.
Максим и Кузьмич переглянулись.
– Не церемонься ты с ним, - посоветовал лейтенант. - Давай я пощекочу его ножичком. Или испытаю на нём его же электрошокер. Сразу заговорит.
Максим наклонился к уху пленника:
– Если ты из конторы - кивни, мы поймём. Если нет, говори, кто вы, зачем следите за Гольцовым и что намереваетесь делать дальше.
Сквозь стиснутые зубы пленника вырвался тихий возглас.
– Что? Не слышу!
Пленник поднял голову. Глаза его сверкнули таким презрением, что Максим содрогнулся в душе.
– Вы не понимаете, - хрипло выговорил парень в бейсболке. - И не поймёте. Я никто. Случайная матрица. Но мы его достанем!
– Вы уже вряд ли, - хмыкнул Кузьмич.
– Другие, такие же, как мы. Никто.
– А поконкретнее?
– Отпустите! Всё равно программа запущена и будет реализована.
– А не пописать ли нам с тобой на брудершафт? - с иронией скривил губы Кузьмич. - Попался - колись! Ты же должен понимать, что мы на этом не остановимся.
– Мы тоже.
– Кто - мы?! Откуда у вас тазер, пистоль с глушителем?! Говори!
– Успокойся, Вениамин, - остановил Кузьмича Максим. - Судя по всему, говорить он не намерен. Доставим его в Управление, там умеют развязывать языки.
– Да неохота этих бомжей в Москву переть! Чуешь запах? Они год не мылись!
– Придётся терпеть.
Максим отодвинулся, изучая каменно-неподвижное - лишь глаза сверкают - лицо пленника.
– Что за программу ты имеешь в виду? Гольцов должен быть избит, напуган, покалечен или вообще ликвидирован?
Лицо парня исказилось, побледнело.
– Вы… пожалеете… что… связались…
– Командир! - постучал вдруг в окно Шаман.
Максим приоткрыл дверцу.
– Я чую… включи сканер!
Максим, редко видевший Итигилова взволнованным, молча достал футляр «Беркута», щёлкнул крышкой.
Прибор работал! Стрелка указателя мощности излучения дёргалась по шкале как живая. Засветилась и зеркальная полоска, сигнализирующая об интенсивности поля.
– Мать твою! Клиент?! Лейтенант, быстро наверх, к Гольцову!
– Это не Гольцов, это он! - ткнул пальцем в пленника Шаман.
Глаза, зубы, ногти пленника засветились зеленоватым фосфорическим светом. Он оскалился, проговорил ещё раз: «Вы… по… жа… леете…» - и вдруг закатил глаза, обмяк, откинул голову, раскрыв рот. Зубы его перестали светиться.
Стрелка прибора качнулась в последний раз, упала до нуля. «Беркут» перестал регистрировать выброс торсионного излучения.
– Что происходит?! - опомнился Кузьмич. - Что с ним?
Максим выключил сканер, взял пленника за руку: пульс не прощупывался.
– Дрянь дело!
– Ну?!
– Он умер.
– Как умер?!
– Герман, посмотри, что с водителем, дышит? Стукнул я его крепко, но не настолько, чтобы он окочурился. Пора бы уже и очнуться.
Штирлиц открыл дверцу, коснулся пальцем шеи не подающего признаков жизни водителя. Нагнулся к нему, приподнял веко, приложил ухо к груди:
– Чёрт! Точно не дышит! И сердце не бьётся!
– А второй?
