На горизонте выросли гигантские грибообразные смерчи, напоминающие ядерные взрывы.
Ландшафт под ногами - он висел над равниной на высоте двух десятков километров - задёргался, задрожал, из буро-зелёных облаков - такими предстали перед глазами города Карипазима - вырвались фонтаны светящейся пыли. Воздух струнно загудел, завибрировал, пытаясь вовлечь наблюдателя в резонанс, разорвать его на части.
Война, констатировал внутренний гид без особых эмоций, представляя собой часть сознания Арсения Васильевича.
Война, согласился он.
Твой бунт не помог. Кто-то снова запустил процесс конфликтной коррекции на Карипазиме. Всё было напрасно.
Посмотрим, ещё не вечер…
– Включайся в работу! - громом грянуло с небес. - Ты ещё можешь быть полезным! Прими интенсионал!
Перед глазами возникла знакомая плоскость поля коррекции с картиной пересекающихся светлых, серых, фиолетовых и чёрных областей, узлов и линий, символически отражающих энергопотоки. Серых очагов было гораздо больше, а вокруг них мерцали с в е т л ы е ореолы, то сужаясь, то расширяясь, и Арсений Васильевич понял, что это зоны п е р е м и р и я. В этих зонах обитатели Карипазима всё ещё пытались договориться жить в мире и согласии.
– Работай!
– Чёрта с два! - прошептал Арсений Васильевич. - Не надо им мешать, они сами договорятся…
– Предупреждаю в последний…
– Пошёл вон!
Голос Диспетчера - или кого-то из его слуг - втянулся в кости черепа, пропал.
Сознание помутилось.
Пейзаж Карипазима стал бледнеть, подёрнулся туманом, скрылся в поднявшейся снизу тьме…
– …лучше? - Приятный женский голос.
Арсений Васильевич открыл глаза.
– Вам лучше? - повторила миловидная женщина в белом халате.
Медсестра или врач.
– Да… - хрипло выговорил он непослушными губами. - Где я?
– В спецклинике Федеральной службы безопасности.
Арсений Васильевич вспомнил возвращение в Москву вместе с майором ФСБ, приятелем дочери, беседы с руководителями Отдела по изучению экстрасенсорики, отдельный номер в какой-то особой гостинице в Бескудникове, на территории Управления. И больше ничего… Нет, ещё страшные глаза! Он встречался с каким-то типом незапоминающегося облика, у которого были страшные белые глаза, а дальше - провал!
– Что… со мной… было?
– Вы почти три месяца пролежали в коме.
– Что?! В коме?! Без сознания?!
– Вас лечили, и вот теперь вы наконец очнулись.
– Я был в коме, - повторил Арсений Васильевич. - Боже мой!… Ничего не помню!…
– Вспомните ещё, такие случаи бывали, и пациенты излечивались. Вам принести чего-нибудь? Минералки, сок,чай?
– Спасибо, не надо.
Арсений Васильевич поднял исхудавшую руку, разглядывая её как в первый раз, провёл ладонью по лицу и понял, что у него отросли усы и борода.
– Красавец…
– Вы симпатичный, - с деланой кокетливостью улыбнулась медсестра (или всё-таки врач?). - Вам бородка идёт.
– Спасибо за комплимент. Наверное, я действительно постарел, если красивые барышни делают мне комплименты.
Девушка улыбнулась, но глаза её остались холодными и оценивающими. От их взгляда хотелось увернуться, как от брошенного кирпича.
Впрочем, Арсений Васильевич забыл об этом, как только она ушла. Надо было проверить свои ощущения и определить, что внутри организма требует лечения и коррекции.
Он невольно усмехнулся, мысленно повторив словечко «коррекция». Подумал: я уже и в быту применяю термины операционного поля. Может быть, мне и в самом деле требуется коррекция? Психическая? Кто знает, что со мной делали, пока я валялся без памяти?
Мысли свернули в другое русло.
Надо лечиться. Приводить себя в порядок. Звонить детям, сообщить о себе, что жив и почти здоров. Они поди с ума сходят, не ведая, куда я подевался. Да и на работе небось суматоха! Три месяца от меня ни слуху ни духу! Надо немедленно звонить!
– Сестра! - Голос ослабел, осип, никто не слышит. - Сестра!
Вошла совсем молоденькая, худенькая, с ямочками на щеках. Чем-то похожая на Оксану. Кольнуло в груди: Оксане тоже надо бы сообщить, волнуется, наверное, ведь искренне любит.
– Вам плохо?
– Нет-нет, всё нормально, девочка, мне просто надо позвонить. Принесите мне телефон. Или я могу сходить сам.
– Не велено.
– Вот те раз! Кем не велено?
– Заведующим медчастью.
– Но мне надо позвонить домой, объяснить детям, на работе…
Тон медсестры стал холодным, лицо вытянулось.
– Я передам вашу просьбу.
– Только побыстрее, пожалуйста. Что за порядки тут у вас? Это же не тюрьма, я надеюсь?
Девушка повернулась и вышла.
Арсений Васильевич фыркнул, покачал головой: строптивая особа, хотя и красавица. А с другой стороны, это режимное медицинское учреждение, чего от него ждать? Здесь все работают на ФСБ. Но ведь позвонить как-то нужно?
Полежав немного и не дождавшись медсестры, он начал анализировать своё состояние, пока не пришёл к выводу: нигде ничего не болит, руки-ноги целы, голова варит. Хотя что-то такое с головой происходит, словно гвоздь торчит в виске, мешает иногда думать.
Арсений Васильевич даже потрогал это место - никакого гвоздя, разумеется. А ощущение неловкости, чужеродной детали осталось.
Ладно, разберёмся. Давай-ка попробуем продолжить то, что начали три месяца назад: подъем информации из глубин психики в сознание или, если говорить современным языком, локализацию криптогнозы. Залечивать раны он вроде бы как научился, пора проверить, что там ещё прячется в тайниках подсознания, какие сокровища.
Он улёгся поудобнее, закрыл глаза, сосредоточился на дыхании. Раньше Арсений Васильевич никогда не придавал особого значения этой процедуре, хотя дед и заставлял его дышать ш и р о к о. Теперь же знание основ энергетического дыхания пришло само собой, будто он занимался этим всю жизнь.
Через несколько минут на внутренний мир Гольцова сошла большая т и ш и н а. Он стал слышать шум крови, бегущей по сосудам, скрипы сухожилий при малейшем движении мышц, сокращение сердца, шевеление лёгких, начал ощущать температуру тела, разных его участков и органов: она отличалась на десятые доли и даже на целые градусы. Палата исчезла, превратилась в некий непространственный кокон. Сквозь её стены стали слышны шумы города. Но сфера гиперчувствования продолжала расширяться, захватила всю Москву, потом область, страну и планету. Сознанием завладела небывалая тишина космоса.
Ощущать себя бесплотным сгустком чувственного поля мешал «гвоздь в башке», и Арсений Васильевич усилием воли заблокировал его, превратил в зеркальное семечко, сразу потерявшее плотность, вес и силу. После этого уже ничто не отвлекало его слушать Вселенную…
