Арсений Васильевич плеснул в лицо холодной ключевой воды из ковша, сделал глоток и снова сел на кровать. Сосредоточился на переживании п о л ё т а и толчком вынес своё сознание за пределы тела.
Голова превратилась в стремительно расширяющийся воздушный шар. Мелькнули и исчезли стены сторожки, в теле действительно родилось ощущение полёта, но ощущение странное, будто он летел во все стороны сразу. Изба с её двускатной драночной крышей провалилась вниз, мелькнуло в стороне озеро, показался удаляющийся лес, тёмная тень на мгновение заслонила поле зрения - он миновал слой туч, и его приняла в себя бездна тёмно-синего неба с мириадами звёзд.
Ни луны, ни солнца Арсений Васильевич не увидел. Да его это и не интересовало в данный момент. С высоты полёта он глянул вниз, на гигантское тело Земли, имевшее вовсе даже не сферическую форму, а скорее форму бабочки, переливающейся всеми цветами радуги, и попытался в этой необыкновенной эфемерной световой вуали найти то, что было ему нужно.
Кто-то посмотрел на него из этой вуали удивлённо. Ещё один взгляд показался оценивающим, не дружественным, но и не враждебным. А вот третий нёс недовольство и угрозу, будто он своим выходом в ментальное поле планеты разбудил неведомого хищного зверя.
Арсений Васильевич попробовал закрыться зеркальным экраном, отражающим посторонние пси-лучи, и на какое-то время чужие взгляды перестали ощущаться как тонкие колющие световые иглы. Он сориентировался в ландшафте Земли-«бабочки», направил мысль-щуп в район Москвы. И уже через несколько мгновений увидел-почуял знакомые струйки характерных излучений - аур Максима и Марины. Они находились буквально в миллиметре друг от друга и при этом были накрыты чем-то вроде москитной сетки, отчего казались несчастными и слабыми.
Арсений Васильевич снизился над городом, пытаясь мысленно проникнуть под москитную сеточку, но в этот момент кто-то большой, тяжёлый, шипастый и когтистый свалился на него сверху, пробил защитный зеркальный панцирь, и он полетел в чёрную бездну, разверзшуюся под ногами. В последний миг изогнулся, миновал гигантские шипы и когти, метнулся к свету… и вывалился в пространство своего тела, а потом сторожки, почти бездыханный, с гулко колотившимся о ребра сердцем. Но несмотря на все неприятные физические переживания, сопровождавшие его выпадение из ментального в материальный континуум родного мира, он успел понять необходимое: его дочь и её друг находились в беде! По крайней мере они были несвободны. И их надо было выручать.
Снова заворочался в своей спаленке дед Павел, появился в светёлке в одной исподней рубахе до пят. Просияли в пламени свечи ясные прозрачные глаза.
– Чего не спишь, Арсений?
– Думаю, - глухо ответил Арсений Васильевич.
– Ну думай, думай.
Старик потушил свечу, направился в сени, загремел ковшом о железное ведро, набирая воды, вышел из сторожки.
Арсений Васильевич проводил его мысленным взглядом, не удивляясь, что может делать это свободно, будто всю жизнь занимался такими вещами. Слегка сдвинул диапазоны зрения… и действительно увидел деда Павла сквозь стены избы: тот стоял у изгороди и разговаривал с кем-то.
С кем?! Ведь только что никого возле сторожки не было!
Арсений Васильевич р а з д в и н у л спектр зрения ещё больше и наконец разглядел появившегося незнакомца: это был ратник Расен. Интересно, когда он здесь появился? И как дед Павел его почуял?
Арсений Васильевич спохватился, метнулся к двери как был - в одних трусах, выбежал во двор.
Темно, холодно, сыро.
Двое у заборчика оглянулись на звук шагов, но не двинулись с места. Арсений Васильевич хорошо видел их лица, несмотря на ночную темень. Приблизился, сказал хрипло:
– Мне нужно в Москву…
Расен промолчал.
Дед Павел провёл ладонью по волосам, погладил бороду:
– Уверен, что тебе это надо, родич?
– Марина в опасности… и Максим тоже… их надо выручать.
Старик и его собеседник обменялись быстрыми взглядами. Судя по всему, они тоже прекрасно видели в темноте.
– Неужто проснулся?
Арсений Васильевич покраснел, с трудом сдержал недоброе слово.
– Проснулся вот. Вам надо было помочь мне. Столько времени потеряно…
– Нет, мил-человек, прозреть должон был ты сам, иначе не будет толку. Да и не уверен я, что ты прозрел. Ведь не узнал же наших посланцев?
– К-каких посланцев? - не понял он.
– Вот его, к примеру. Да волхва Прокопия. А ведь это они к тебе приходили почитай сорок годков тому.
Тихая молния слетела с небес, пронзила голову. Арсений Васильевич вспомнил и понял, почему так мучился, находя в лице Расена знакомые черты.
– Вы?!
– Я, - невозмутимо кивнул ратник.
– Но… я думал… сначала принял вас за… дед предупреждал, что придут хорошие люди и я должен буду им помогать… Не может быть! Значит, вы тоже… работаете на Систему?!
Дед Павел усмехнулся, покачал головой:
– Обладая правильным мирознанием, ты ухитряешься делать неправильные выводы, родич. Тебе дано было Испытание, и ты с превеликим трудом его преодолел… спустя сорок лет. Мы даже сомневаться начали, не ошиблись ли. Особенно когда ты стал служить поводырям сынов человеческих, приняв их за «хороших людей». Они пришли позже нас, но ты поверил именно им.
– Я думал… верил… что вы… и они…
– Мы не можем действовать так же, как враги Рода, обманом и сокрытием истин, ложью и полуправдой, которая хуже лжи. Ты поверил другим, а должен был отличить зло от добра. Не смог, однако, а мы ждали.
Арсений Васильевич проглотил ком в горле, помял лицо ладонями:
– Меня всю жизнь преследовало ощущение, что я делаю что-то не то… Но я верил деду…
– Ты не поставил цели, а человек, не имеющий цели, - что щепка на воде, плывёт туда, куда течёт река. Даже если впереди обрыв.
– Я… не знал…
– Слава богам, ты нашёл силы высунуть голову из течения, пора делать второе движение - выходить на твёрдый берег.
– А если бы я… не выдержал этого вашего… Испытания?
– Мы бы тебя ликвидировали, - спокойно заговорил Расен.
Арсений Васильевич вздрогнул, пристально посмотрел на своего спасителя и проводника. В его ауре не просматривались синие или фиолетовые лучи злобы или ненависти, но оранжевый п л а м е н ь говорил о силе и особой решительности есаула, далёкого от сентиментальности и велеречивых розовых слюней борцов за права человека. Он верил в справедливость своего дела и мог запросто убить предателя и труса.
– Я… понял… простите меня…
– Мы не прощаем, - мягко сказал дед Павел, - просто живём по совести и принимаем или не принимаем тех, кто ошибается. Ты ещё не заслужил благословения Рода, мы же только подвижники его. Каждому своё.
