Мэгги взяла мясо и подошла к старой гончей, ноги которой давно уже ослабели. Собака подняла голову – и тут же уткнулась мордой в сверток. Мэгги радостно засмеялась; девочка была счастлива – ведь ее любимец с явным удовольствием принял угощение.
Шарлотта же усмехнулась и тихо, чтобы Мэгги не услышала, проговорила:
– Мистер Фрост, как вы ловко придумали – намекнули, что принести мясо – моя идея. Спасибо вам за это.
– Не за что, мисс Перри. Будучи путешественником, я остаюсь в жизни других людей лишь ненадолго, так что любые добрые чувства, направленные на меня, я вполне могу перенаправить на другого.
В его голосе слышались мечтательные нотки – или Шарлотте только почудилось, что она услышала в нем те же чувства, что переполняли и ее собственное сердце.
– Она любит Капитана больше всех на свете. Думаю, ей кажется, что эта собака связывает ее с матерью. – На сей раз она произнесла слово «мать» так, будто оно ничего особенного не значило. – То есть с моей сестрой. Покойной Маргарет Перри Кэтлетт.
– Да, понимаю, – кивнул Бенедикт.
Шарлотта хлопнула комара, севшего ей на руку, и принялась теребить кисточки по краю шали, на которой они сидели. Угощение, казалось, возродило Капитана к жизни, и он довольно резво побежал за палкой, когда Мэгги снова бросила ее. А девочка со смехом побежала следом за своим любимцем.
Тут Фрост повернулся к собеседнице, и в выражении его лица появилось что-то озорное.
– Мисс Перри, когда ваша мать начала рассказывать мне по слепого пророка Тиресия, вы сразу же ее отвлекли. Меня разбирает любопытство… Скажите, почему вы это сделали? Не хотите ли об этом рассказать?
Он поставил свой вопрос так, что она могла бы просто ответить «нет», если бы захотела. Но почему-то ей казалось, что сказать «да» – намного легче.
– Могу рассказать. Но я должна вас предупредить… Это довольно скандальная история. Моя мать не всегда задумывается о таких вещах, но отец бы очень расстроился…
Миссис Перри, как жене викария, следовало бы проводить больше времени с жителями деревни и меньше – с древними пророками. Но всякий раз, когда Шарлотта приезжала к родителям, оказывалось, что мать все больше отдалялась от современников, в том числе и от собственного мужа, так что теперь они с отцом превратились просто в добрых соседей, у которых мало общего друг с другом. Но ведь так было не всегда? Или она видела прошлое сквозь розовые очки девичьего неведения и совершенно не понимала отношений родителей?
– Не могу поклясться, что не отреагирую так же, – сказал Бенедикт с лукавой улыбкой. – Меня легко шокировать. Возможно, вам нужно держать меня за руку, чтобы потом сразу успокоить.
Шарлотта тоже улыбнулась.
– А мне почему-то кажется, что вы выживете. – Она подтянула к груди колени и обхватила их руками. – История же, которую, как ни странно, я узнала от матери, такова… За какой-то проступок против богов Тиресия наказали, превратив его в женщину.
– Я нахожу это оскорбительным, – с усмешкой заметил Бенедикт.
– Мне это тоже никогда не нравилось. Но древние греки ставили женщин еще ниже, чем наше современное общество.
– Похоже, это не такая уж неприличная история…
– Наверное, вы разочарованы. – Шарлотта рассмеялась. – Но это не та ее часть, которая вас, возможно, шокирует. Так вот, как только Тиресий снова стал мужчиной, его попросили разрешить спор между Зевсом и Герой относительно… – «Неужели я покраснела?» – подумала Шарлотта. Нет, не может быть. Уже лет десять ничто не заставляло ее краснеть. – …Относительно того, кто получает большее удовольствие от супружеского акта – мужчины или женщины.
Фрост откинулся назад и, опираясь на локти, рассмеялся.
– А я-то думал, что только лондонцы держат пари о чем угодно. Древние греки их переплюнули. Вероятно, мне не следовало бы спрашивать, каким был ответ, но я просто не могу не спросить.
– Женщины. И за то, что он так сказал, Гера его ослепила, но Зевс в качестве компенсации даровал ему дар пророчества. Хотя я-то думаю, что все зависит от мужчины, – добавила Шарлотта.
– Я тоже так думаю, – отозвался ее собеседник.
Она осмелилась бросить на него быстрый взгляд, но тут же вспомнила, что при общении с Бенедиктом Фростом можно о таких вещах не беспокоиться. И поэтому позволила себе окинуть его уже более внимательным взглядом. На нем были сапоги до колена… А ноги – сильные, мускулистые, обтянутые форменными бриджами. И еще – широкая грудь и такие же плечи. Черты лица – волевые, но это было лицо чувствительного человека. А его темные глаза… Увы, они ничего не видели, но казались умными и глубокими. Интересно, после потери зрения он имел любовниц? Шарлотта была в этом почти уверена. Его осторожное внимание походило на ласку, а в озорстве было нечто… сладостно-эротичное. Она покрепче обхватила руками колени. Ей не следовало забываться, ведь она – Шарлотта Перри, незамужняя тетушка внучки викария.
– Мисс Перри, вам не холодно? Хотите прикрыться моим кителем?
«Мне наверняка понравится смотреть, как вы его снимаете», – мысленно ответила Шарлотта.
– Нет-нет, спасибо. Со мной все в порядке. – Но ее пылавшим щекам было жарко. – Вы раньше бывали в Дербишире? – спросила она. Это был ничего не значивший вопрос, попытка отвлечься.
Бенедикт отрицательно покачал головой.
– Нет, никогда. Я мало путешествовал по Англии, ездил только в Лондон, да еще – по дорогам, которые ведут… куда-нибудь еще.
– Например, в Эдинбург?
– Да. – Он коротко кивнул. – Расскажите, что вам нравится в этом месте? Что отличает Строфилд от других мест?
Ответить на этот вопрос было труднее, чем могло бы показаться. Да, разумеется, Скалистый край отличается от Лондона абсолютно во всем, – но чем это тихое место могло похвастать? Конечно, здесь была Мэгги, которая сейчас с неиссякаемой энергией носилась вместе со своим любимцем по траве. Но Мэгги любое место сделала бы бесценным.
– Мне нравится здешняя трава, – сказала Шарлотта. – В городах это редкость, и, сказать по правде, здесь тоже редкость. Большая часть Скалистого края – это пустоши, поросшие кустарником, а трава в теплый сезон разворачивается точно живое одеяло.
– А что еще?
Фрост обхватил руками колени, невольно повторяя позу Шарлотты.
– А еще… Людям, которые любят звезды, здесь есть на что посмотреть. И закаты здесь прекрасные. Они не затуманены угольным дымом.
– Какого цвета сейчас небо?
Шарлотта ненадолго задумалась, потом ответила:
– Оно как край синяка в том месте, где лиловый цвет переходит в синий и персиковый. – Тихонько вздохнув, Шарлотта мысленно добавила: «Слишком много поэзии и созерцания небезопасны для души».
Бенедикт усмехнулся.
– Мисс Перри, вы прирожденный писатель.
