Никита кивнул, но тут же качнул головой. Он доложил о проделанной работе, но в подробности не вдавался. А там не все было в порядке. Но как он мог раскрыть преступление, которое не было еще совершено?
— Ну, я предупредил Кондакова… Серьезно предупредил.
— Серьезно?
— Он на меня с кулаками бросился.
— Та-ак! — Плетнев достал из кармана пачку сигарет, давая понять, что разговор будет не простым.
Да Никита и сам это понимал.
— Кондаков был в супермаркете, я к нему подошел, то, се. Игонин к его жене приставал, за это и схлопотал. Кондаков сказал, что Игонин его родителям пожаловался, ну и решил, что конфликт исчерпан.
— И все? — Плетнев щелкнул зажигалкой.
— Ну, думал, что все. А потом подумал, что Кондаков с Игониным из-за его дочки мог сцепиться. Дочка там та еще штучка, я говорил…
— О дочке потом.
— Ну, я вернулся, а Кондаков уже домой ушел. Я к нему, а он на меня — с кулаками. Ну, я его мордой в пол… Что случилось, спрашиваю. Ничего. Тут его жена… В общем, я понял, что Игонин ее… ну, может, изнасиловал, может, по согласию…
— Так, может, или по согласию?
— Знаю точно, что Кондаков был взбешен.
— Из-за конфликта с Игониным?
— Ну, точно можно узнать. Соседка видела, кто там из квартиры выходил. Торопился, говорит…
— Игонин?
— Может быть.
— И было это…
— Э-э… шестого января.
— А сейчас у нас четырнадцатое. Считай, неделя прошла. Морозная. Но блюдо все равно не остыло.
— Но подали его холодным, — кивнув на труп, заметил Никита.
— Вечером убили. По темноте. Точно пока рано говорить, но, думаю, ближе к полуночи, когда уже все домой вернулись. — Плетнев кивнул на гараж. — Надо бы узнать, где Кондаков был в это время.
— Мне узнать?
— Сначала с соседкой поговори. Кто там от Кондаковых уходил?.. Если Игонин, то все ясно… Ну, чего стоишь?
До Паркетной улицы Никита добрался за полчаса. И это с учетом загруженности дорог. Он ехал от окраины к центру, ночью это направление на карте, как правило, светится зеленым светом, от места преступления до своего дома Кондаков мог добраться минут за пятнадцать. Интересно, какая у него машина? Или он пользовался такси?
Никита подъехал к дому, с кислым видом глянул на подъезд. Дом в хорошем состоянии, но старый, семиэтажный, консьержная здесь не предусмотрена, подъезды не охраняются. Даже камер там нет. Кодовые замки, вот и вся безопасность.
Но видеокамеру Никита все же нашел, на столбе метрах в десяти от подъезда. Но смотрела она вдоль дороги, с легким уклоном к дому. Вряд ли дверь подъезда попадала в поле зрения, просматривалась только площадка перед ним, и то скорее всего не вся. Но, как говорится, лучше что-то, чем ничего.
Никита не знал код замка, но женщина, вслед за которой он зашел в подъезд, вопросов не задавала. Только покосилась, подходя к лифту, но Никита свернул к лестнице. Третий этаж — не высота.
На лестничной площадке он поднял воротник куртки, чтобы Кондаков не смог его узнать, если вдруг при каждом шорохе бросается к «глазку».
Женщина в японском халате открыла ему сразу. И скользнула взглядом по его животу, как будто там, на поясе, должен был висеть самурайский меч.
— Вопрос на две минуты… — сказал он, плавным, но энергичным шагом переступая через порог.
Женщина удивленно глянула на него, сдала назад.
— Вы меня узнаете? — спросил Бусыгин.
— Вы такой интересный молодой мужчина, — жеманно проговорила она, закрывая за ним дверь.
— Из полиции.
Из кухни в коридор вышел крупный, страдающий ожирением мужчина. В одной руке у него была кружка, в другой кусок хлеба. Заплывшие жиром глаза, тройной подбородок. Двигался он медленно, тяжело и неагрессивно. Но это не помешало Никите сравнить его с борцом сумо, а женщину — со стареющей гейшей.
— Тёма тоже такой же быстрый, — вздохнула она.
— Кто такой? — вяло спросил мужчина.
— Из полиции.
— А-а… — Он посмотрел на кусок хлеба в своей руке, глянул на Никиту, пожал плечами и повернул назад. Все правильно, лучше жевать, чем говорить.
Никита достал свой «айфон», открыл фотографию Игонина. Он скачал ее из Сети по пути к Паркетной улице. Это раньше ему было все равно, как выглядел Марк Анатольевич. Даже при том, что он пытался спасти ему жизнь.
— Узнаете этого человека?
— Меня Эльвира зовут, — сказала женщина, кокетливо оправляя халат.
— А его? — кивнул Никита на свой телефон.
— Не знаю, не спрашивала. Он так быстро ушел.
— Куда?
— Откуда… Олег его избил… Это вас он не смог избить… А вы тоже к его жене приходили?
— А этот к его жене приходил?
— Сначала он пришел, потом Олег. Вот чем они там занимались, если Олег его избил?
— А они могли заниматься?
— Пфф! Красивые женщины такие ветреные!.. Чаю?
— Спасибо, — качнул головой Никита.
Из комнаты, на которую показала Эльвира, неприятно пахло. Жжённая резина, грязные, протухшие тряпки, что-то еще.
— Сколько раз вы видели этого мужчину?
— Один раз.
— В тот день, когда Олег его избил?
— Да.
— Он пытался избить и меня. Тогда вы сказали, что к нему домой кто-то приходил. Может быть, этот мужчина?
— Не знаю, может быть.
— А точнее?
— Мельком увидела, не успела рассмотреть… Сейчас! — Эльвира сложила руки в форме лотоса, закрыла глаза, погружаясь в медитативный транс.
Никита едва удержался, чтобы не окликнуть ее. Она что-то знала, и нельзя было ее терять. Но женщина не стала задерживаться, секунд через десять распахнула глаза и тряхнула головой:
— Нет, не увидела.
— А одет он был во что?
Женщина снова закрыла глаза, на этот раз Никита не удержался и схватил ее за руку:
— А в прошлый раз он во что был одет?
— В прошлый раз Олег пальто ему кинул. Черное…
— А в этот раз?.. Ну, когда вы видели его в последний раз… Во что был одет человек, который выходил из квартиры Кондакова?
— Черное пальто… Да, черное пальто… Или куртка?.. Что-то черное… И волосы такие же темные.
— С сединой?
— Ну, седину я не разглядела… Сколько у него там той седины…
— А рост?
— Рост?.. Ну да, чуть выше среднего… Или ниже?
