— Ну да.
— Все очень просто. — Петрушин одевался неторопливо, но довольно-таки быстро. — Одно полушарие у человека — мозг, а другое — инстинкты. Одного мужчину женщина любит умом, а другого — животной страстью… Ты даже не представляешь, как Лиза себя презирает. Но это не мешает ей…
— Кирилл, не надо! — Кондакова сощурилась, сдерживая слезы, и, не разуваясь, зашла в спальню.
Никита глянул на нее с пренебрежением, будто она изменила не только Олегу, но и ему самому.
— Только не подумай, что я взял ее с ходу… — продолжал Петрушин.
— Сначала ты совратил Веронику.
— А это кто еще кого совратил… Горячая штучка, скажу тебе…
— А кошки для охлаждения?
— Кошки… Терпеть не могу кошек. Это у меня с детства.
— А Игонин тебе чем не угодил?
— Игонина я точно не трогал.
— Тогда кто?
— Олег.
— Ты его подставил.
— Может быть.
— Может быть?
— Потом расскажу. Без Лизы, — тихо добавил Петрушин. — Она молодец, мужа в обиду не дает… И за меня когда-то горой. А сейчас только секс. Животная страсть…
Он оправил на себе пиджак и вышел в прихожую. Надел куртку, обулся, снял с верхней полки меховую кепку и, открывая дверь, спросил:
— Пошли?
— Куда?
— Не хочу, чтобы меня отсюда выводили.
Петрушин переступил порог и, как показалось Никите, резко ускорил шаг.
— Стоять! — Никита рванул за ним, но пол начал уходить из-под ног, и он стал терять равновесие. И все же не остановился, продолжил путь.
Петрушина Никита смог догнать только во дворе. Тот спокойно стоял, вынимая из кармана пачку сигарет. Он тоже попытался остановиться, но его швырнуло в сторону, и он бы упал, если бы Петрушин не поймал его за руку.
— Лейтенант, ты чего?
— Да так.
Никита восстановил равновесие, но земля продолжала качаться под ногами. Качалась, кружилась.
— Знаешь, где я нож нашел? — спросил вдруг Петрушин.
— Какой нож?
— Олег его в мусорку выбросил. Подошел к подъезду, остановился, и к мусорке. Прямо в бак и выбросил. Мне осталось только достать…
— И подбросить?
— Ну, кто-то же должен был вам помочь.
— А машину как открыл?
— Так она и не была закрыта… — усмехнулся Петрушин.
— Врешь!
— Может, и вру… Но то, что нож в мусорке нашел, чистая правда… Только Лизе не говори.
— Почему?
— Я сам ей это сказал, так она мне глаза чуть не выцарапала. Она уже сама поверила в то, что Олег не убивал… Вера — защитная реакция организма.
— А Вероника где?
— Чего не знаю, того не знаю… Она из-за Лизы совсем с катушек съехала. Мужиков как перчатки… То с одним, то с другим… Кстати, а где наряд?
— Сейчас. — Никита достал из кармана телефон, набрал номер Плетнева. Машины у него не было, такси он отпустил, вот и как в такой ситуации быть? — Товарищ майор, я тут Петрушина задержал, — не своим голосом проговорил он, ощущая, как ночное небо кружится над головой.
— Бусыгин, ты что, пьяный?
— Да нет, голова… Я к Кондаковой зашел, а Петрушин там… Забрать его надо.
— Хорошо, я пришлю людей.
— Мы тут, возле подъезда.
Никита отключил телефон, повернул голову к Петрушину. И оторопело захлопал глазами. Исчез Петрушин. Даже табачный дым от него рассеялся.
— Стоять! — Он повернул голову влево-вправо, но Петрушина не нашел. Зато голова закружилась еще сильней. — Не уйдешь!
Никита знал, где находится остановка, к ней и рванул. Голова, казалось, отделилась от тела, упала на землю, покатилась как колобок, он — за ней, ничего не замечая. И, надо же, не упал. Но через какое-то время, заплутав в темноте, врезался в столб.
Сознание не потерял, но и на ногах не удержался, упал. Кто-то схватил его за руку и заговорил голосом Кондаковой:
— Лейтенант, поднимайся!
Никита с трудом поднялся, кое-как сфокусировал взгляд на Лизе. Она хоть и сучка, но в спину не ударила. И даже на помощь пришла.
— Где Петрушин? — доставая телефон, спросил он.
— Не знаю.
— Где он может быть?
— Не знаю.
— Он же не может все время жить у тебя?
— Да он и не живет!
— А где живет?
— Не говорил…
— Но где-то же живет.
— Где-то живет.
— Думай, как его найти!
Никита набрал номер Плетнева и сделал позорное для себя признание. Упустил он Петрушина, не справился с ситуацией, не удержал.
— Живой хоть? — спросил майор.
— Почти.
— Давай я за тобой приеду.
— Не надо, я сам. Уже все в порядке.
Никита вернул телефон на место. И вдруг понял, что все это время, пока разговаривал с Плетневым, не видел Лизу. Он дернулся, повернул к ней голову. Она стояла на месте, с горечью думая о чем-то своем.
— Сейчас мы идем к тебе, — произнес Никита, — и будем ждать Петрушина.
— Как скажешь, — кивнула Кондакова.
Ему нужно было возвращаться в больницу, но это процесс долгий. К тому же в дороге могло укачать. А ему необходим покой. Просто покой. Зафиксировать голову и сидеть, не двигаясь.
Такой покой он обрел в квартире у Кондаковой. Сел в кресло, с которого можно было наблюдать за входной дверью, и замер. Лиза суетилась вокруг — собрала и застелила диван, унесла на кухню посуду и поставила на место столик. И еще принесла чай.
— Ну, чего молчишь, как на исповеди? — спросил Никита.
— На исповеди не молчат.
— Тогда говори.
— Я Олега не предавала… Да, изменила… Но не предала…
— Но изменила.
— Это мое личное дело… И моя личная вина…
— Ты знала, что Петрушин сошелся с Вероникой?
— Нет. Я знала, что он где-то в Москве… Подошел ко мне, сказал, что скучает… Я ему отказала, послала к черту… И еще сказала, что ничего не выйдет.
— А что должно было выйти?
— Ему нужны были деньги, он хотел, чтобы я ему помогала… Я ему отказала, он исчез. Потом появились эти кошки…
— Чтобы ты о нем не забывала.
— Чтобы не забывала, — согласно кивнула Кондакова.
— Но сказала ты не про Петрушина, ты навела меня на Веронику.
