Шельмец прятался не зря. Стоило кандидатам в постояльцы шагнуть за порог, как сбоку метнулся, яростно шипя, клубок чёрно-бело-рыжей шерсти. Кот от души деранул когтями одного, другого: Алексеева – за рукав пальто, Клёста – за левое запястье. Царапины набухли кровью, с опозданием пришла боль. Миша скрипнул зубами, едва не выронив саквояж, сунул здоровую руку в карман за «французом» – пристрелить чёртову тварь! – но вовремя опомнился. Кот словно почуял: отскочил, припал к полу. Жёлтые глазищи горят огнём, пасть оскалена, когти впились в измочаленный коврик:
«Не подходи, порву!»
– Да ну тебя, братец! – фраер замахал на кота руками. – Всё, всё, уходим!
Толкаясь, оба выскочили за дверь.
– Видали-с? – с мальчишеским восторгом осведомился портье. Дверь он поспешил захлопнуть и запереть на ключ. – Не кот, тигра лютая!
И тут фраер взорвался, да так, что искры полетели:
– Эта твоя тигра Михаила Хрисанфовича измордовала! Живо тащи бинты и йодную настойку!
* * *
– Думаю, вам стоит отправиться на Екатеринославскую, в гостиницу Монне, – участливым тоном предложил Алексеев, пока портье щедро поливал водкой (ни йодной настойки, ни спирта не нашлось) и бинтовал Мишины царапины. – У них места всегда есть.
– Монне?
– Бывший постоялый двор купца Буткова. Мебель подержанная, но завтраки отменные, от двадцати копеек. Балык, расстегайчики, даже икра...
– Поедемте вместе? – предложил Клёст
Втайне он надеялся, что фраер откажется.
– Благодарю за предложение, но я – пас. В принципе, крыша над головой у меня есть, можно не суетиться. А с Екатеринославской мне ездить не с руки, далековато-с.
Последнее слово фраер произнёс, точно копируя повадку портье.
Ну да, подумал Клёст. Ты, мил человек, богатенький, а Монне, небось, ещё та дыра. Брезгуешь? Бог в помощь. А нам бы лишь номерок свободный сыскался – отлежаться в берлоге, и чтобы про шерсть разговоров не вести.
На ступеньках гостиницы они распрощались, и Клёст кликнул извозчика:
– На Екатеринославскую, к Монне. Больше двух гривенников не дам!
– Дайте хоть с пятаком!
– Обойдёшься, хитрован.
– Воля ваша, господин хороший, – ничуть не смутился извозчик. – Садитесь, поехали.
И хлестнул лошадь:
– Брекекекс!
– Что? – взвился Миша.
Нет, ничего. Почудилось.
3
«Есть способ войти без очереди?»
– Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что вышеозначенная подпись под этим актом сделана собственноручно в присутствии моем, Александра Рафаиловича Янсона, нотариуса губернского города Х, в конторе моей, находящейся по Университетской улице, в доме № 16...
Нотариус был занят, пришлось ждать.
Расстояние от гостиницы до нотариальной конторы Янсона – мизер, пустяк, рукой подать. Этот путь Алексеев проделал пешком, с нескрываемым удовольствием от простого физического действия. Метель с ночи улеглась, снег весело скрипел под ногами, обманывал, делал вид, что скрипит вовсе не он, а неразношенные алексеевские ботинки. Это заставляло невольно ускорять шаг, добиваясь оркестровки скрипения в ритме марша, и в контору Алексеев прибыл раньше условленного срока. Повесив пальто на вешалку, а сверху приспособив шляпу, он сидел в кресле у окна приёмной, задумчиво пощипывал усы, улыбался, вспоминая забавный казус с котом, и вполуха слушал, как бубнят из кабинета:
– ...потомственным почетным гражданином Николаем Петровичем Вишневским, живущим по Конторской улице в доме Стыпина, лично мне известным...
Как он уже понял из невольно подслушанного, заключался – или заверялся, Бог его знает! –договор найма. Правление Товарищества Волжской мануфактуры бумажных и льняных изделий нанимало потомственного почетного гражданина Вишневского в качестве приказчика первого класса для продажи товаров – где укажут доверители, как за наличные деньги, так и в кредит. Продажу в кредит Вишневский обязывался производить «осторожно и осмотрительно». Жалованья новому приказчику положили три тысячи пятьсот рублей в год, деньги выдавались только за прослуженное время, без авансов. Алексеев вспомнил разъездного агента Суходольского, человека приятного во всех отношениях, с которым имел счастье знакомства в «Астраханской». Похоже, Суходольский был с претензией – такой же приказчик, как и Вишневский, он называл себя торговым агентом. Надо будет спросить у Юры насчёт этого агента. Или не надо, какая разница? Тоже, небось, три пятьсот в год, без авансов. Правильно Алексеев послал агента к Монне: на такое жалованье не разгуляешься...
– ...сбора в доход города взыскано двадцать рублей...
– Здравствуйте, Константин Сергеевич!
Женщина, минутой раньше вошедшая в приёмную, по мнению Алексеева вряд ли трудилась в конторе. На уборщицу она не походила ни одеждой, ни повадкой, на клиентку – тоже, а в заместители нотариусов женщин не брали, хотя «Положением о нотариальной части» это прямо не запрещалось, как, например, для евреев и иностранцев. Мать, предположил Алексеев, оценив возраст дамы, несомненно моложавой, но в годах. Мать или тётушка, или ещё какая родня Янсонов. Константин Сергеевич? Случайная посетительница вряд ли бы знала имя и отчество незнакомого ей господина в кресле.
Его размышления подтвердил Янсон – нотариус, долговязый мужчина с реденькими светлыми волосами, зачесанными поперек ранней лысины, выглянул из дверей кабинета, равнодушно кивнул женщине и скрылся без комментариев.
– Вы позволите?
– Да, конечно.
Скинув широкий салоп на меху, женщина осталась в костюме, характерном для преподавательниц курсов – юбке с жакетом из тёмной шерстяной ткани, надетом поверх белой блузки с кружевным воротником. Фетровые боты оставляли на паркете следы тающего снега, но женщину это, похоже, нисколько не волновало. Она достала из сумочки свежий выпуск «Южного края», взмахнула им в воздухе на манер веера и положила газету на подоконник. Почему на подоконник, если столик в углу был девственно пуст? Этого Алексеев не знал. «Городская дума, – прочёл он, щурясь. – Утверждён: отчет городского банка, смета на строительство сараев в скотобойне; заслушан доклад о строительстве дезинфекционной камеры...»
– Извините, я быстро...
Алексеев опоздал вскочить. Открыв рот от изумления, он смотрел, как женщина, тяжело дыша, перетаскивает упомянутый столик из одного угла в другой. Она и впрямь действовала быстро, несмотря на возраст – когда Алексеев опомнился, дело было сделано.
Второй экземпляр «Южного края» птицей спланировал на столешницу. Женщина подвинула газету ближе к центру и осталась довольна.
– Простите, ради Бога! Вы бы сказали, я помог бы...
– Не стоит извинений. Вы бы мне всё равно не помогли.
