— Лечат, почему же не лечат? Только во всём этом... — растопыриваю пальцы и кручу кистью, разглядывая переливы света на шёлковом шнуре. — Во всём этом нет магии. Могу ошибаться, но... И не было с самого начала. Правда?
Кивает. От кивка чёлка свешивается на лоб, попадая в глаза, и парень небрежным движением пятерни отправляет непослушные пряди на место.
— В отличие от тебя я не могу заклинать. Во-об-ще. И особенно живую плоть. Но ведь помимо нитей, связанных предназначением, есть много других, вольно колышущихся меж слоями ткани мирового гобелена.
Зелёные глаза перестают щуриться и улыбаться. Демон смотрит на меня, ожидая ответа. Но разве мне задан вопрос?
Задан. И я чувствую, как щёки самовольно начинают краснеть.
— Много-много нитей...
Он даже не моргает. Что называется, смотрит во все глаза. А я, впервые за многое время, трушу. Честное слово! Всё, что от меня требуется, это сказать правду, но... Не получается! Сижу, наверное, красный, как варёный рак, беспомощно жую губами, но вытолкнуть из горла несколько простых слов не могу.
Он сдаётся первым.
Нет, не так: он отступает и прячет оружие в ножны. Отворачивается и делает вид, что смотрит в окно, на выжженную солнцем черепицу крыш.
Чувствую себя не просто трусом, а ещё и предателем, словно обманул чужое доверие. Немного похоже на то состояние, до которого меня норовила довести Тень, но есть и отличие.
Убийца всё время подталкивал меня к чему-то непонятному и неизвестному. И что я делал? Сопротивлялся, конечно! Упирался ногами и руками. А демон... Не просит, не требует, не вынуждает. Просто предлагает.
Что именно? Попробовать быть честным.
Открыть свою самую страшную тайну? Нет. Могу клясться и спорить на что угодно, зелёные глаза давно уже всё узнали. Так кому же необходимо это признание?
Конечно, лишь одному из нас.
Мне.
Что же, выходит, я боюсь самого себя?!
Ни капельки!
— Я знаю.
Он снова смотрит на меня, чуть вопросительно, чуть поощряюще.
— Знаю про нити. Их я тоже... чувствую.
— И давно?
Самому любопытно вспомнить.
— Ощущения стали ярче после... совершеннолетия.
Если быть точным, то уже в приюте мне доставляло мучения желание увернуться от занавесей, которые казались тогда толстыми, как ковёр. Только много дней спустя я научился разделять их на слои и проходить сквозь, раздвигая, а не разрывая.
— Следовало ожидать. А сейчас? Чувствуешь что-нибудь?
Кажется, да. Но прежней уверенности... Не желает ко мне возвращаться уверенность. Наверное, пока не заслуживаю.
Стойте! Что-то есть. Совсем рядом. Можно сказать...
Дверь распахивается, но прежде, чем створка начинает движение на скрипучих петлях, невидимые занавеси вздымаются парусом, поймавшим порыв штормового ветра.
Лазоревые глаза радостно вспыхивают, видя меня проснувшимся. Кузина переступает порог и начинает свою любимую утреннюю песню, не предполагая, что сегодня... Сегодня всё будет иначе. Потому что жизнь началась заново.
— Мэл, завтрак готов! Ты спус...
Тайана застывает с открытым ртом и округлившимися глазами, потому что, наконец-то, замечает демона. А тот, соскочив с подоконника, раскланивается не хуже знатных щёголей:
— Вот оно, настоящее счастье! А как мало для него нужно... Всего лишь, чтобы прелестная хозяюшка рано утром пригласила наши изголодавшиеся тела к столу! Простите, что души прибудут чуть позже, но для вкушания яств они не так уж и нужны.
— К-к-кто это, Мэл?
Моё имя звучит полуиспуганно, полутребовательно, но не рассерженно, из чего можно заключить: лишняя тарелка еды в доме у Туверига найдётся всегда, особенно, для доброго гостя. А раз гость сидит у меня на чердаке, то злым он быть не может.
— Это...
Что же сказать-то?! Надо было хоть имя спросить... Хотя, какие у демонов имена? Наверняка, горсть рычащих или шипящих звуков. Значит, нужно придумывать. И в самом срочном порядке.
Но пока я растерянно комкаю покрывало, демон, на ходу меняя улыбки с приветственной до обворожительной, высыпает на девушку целый ворох лжи. Удивительно похожей на правду, впрочем:
— Какая жалость, что мы не представлены, красавица! Я бы непременно пришёл в этот дом, следуя самым строгим правилам, но увы, увы... В городе оказался только под вечер, и отправляться на ночь глядя будить почтенных людей посчитал делом недостойным. Зато по солнышку, как только проснулся, сразу наведался. Пришлось нашего соню поднимать с постели, ну да ничего! Ах да, позвольте, наконец-то, представиться: Джер. Молочный брат этого оболтуса.
Мне по-приятельски взъерошивают волосы, и хотя в любое другое время я не потерпел бы подобного рукоприкладства, сейчас лишь виновато улыбаюсь, поддавшись магии... Которой нет в словах и поступках демона. Ни крошечки. Но тем не менее, вокруг творятся настоящие чудеса.
— Молочный? — изумлённо шепчет Тай.
— Он самый, — охотно подтверждает демон и пускается в новые объяснения: — Матушка же его была такая раскрасавица, что кормила грудью не весь предписанный срок... Ну да ничего, есть много женщин, за красотой не шибко следящих! Моя родительница, к примеру. Раз молока много, почему бы не поделиться? Для благого-то дела?
— Да, конечно...
Кузина раскладывает по полочкам своего соображения всё, что нагородил незнакомец, и, принимает единственно правильное решение: смущённо и успокоенно улыбается.
— А вы к столу не желаете? С дороги-то кушали?
— И росинки во рту ещё не было! Благодарствую, хозяюшка! Бегу за вами со всех ног!
Девушка отвечает ему смешком и порозовевшими щеками, потом переводит взгляд на меня, укоризненно хмуря брови: мол, что же я раньше не мог предупредить, и упархивает на лестницу, торопясь приготовить всё к приёму нежданного гостя.
А демон, когда шаги легконогой Тайаны затихают на первом этаже, делает вдох всей грудью и не менее глубокий выдох.
— Я же говорил: дальше сам будешь жить. Как пожелаешь. Забыл? Так вот, напоминаю. Хоть бы сказал, как тебя зовут, а то попаду впросак... И так чуть не вляпался.
— Маллет. А с моей матерью...
Зелёные глаза виновато округляются:
— Совсем ерунду нёс?
— Нет, наоборот. Она действительно была красавицей. И нанять кормилицу вполне могла. Может быть, и нанимала, чтобы не портить грудь.
— Хвала Пресветлой Владычице, хоть тут не наврал больше необходимого! Но на будущее... — Наклоняется ко мне и наставительно понижает голос: — Не жди от меня помощи в таких делах, с которыми и сам можешь справиться. Договорились?
