— Хан, это опасно. Позволь мне...
— Нет! Ты вернёшься. Я должен быть спокоен за свои владения. И позаботься о том, чтобы турки оставались в неведении. Распусти слух, будто я охочусь или поехал по улусам... Если, да не допустит этого Аллах Всемогущий, поражение от урусутов потерпят мои сыновья и беи, не страшно, но если буду разбит я, то мы не получим помощи от султана Селима. Этот пьяница не любит невезучих. Делай, что я сказал. И не забудь об урусутах.
— Я найду людей, которые донесут до слуха урусутских сердаров то, что нужно нам. Наши враги узнают, что войско Мегмета и Али идёт на Тулу и Козельск. Урусуты из Москвы, Коломны и других крепостей пойдут к Туле и по Оке к Козельску, вы тем временем ударите на Рязань и Заразск.
— Сделай так.
— Слушаюсь, повелитель. — Дивей-мурза хотел что-то спросить, но Девлет-Гирей вновь обратил свой взор на север.
«Встречай нежданных гостей, царь Иван!»
Но крымчаки не были нежданными гостями. Их ждали. Ждали весной, летом, осенью, реже зимой, особливо в годы, когда случался у татар неурожай или падеж скота. Ждали смерды, ремесленники, купцы, дворяне и вельможные бояре. Ждали и к встрече готовились. Опыт далёких пращуров научил — жди из Степи беды. Из Дикого поля, с полуденной стороны приходили в прежние века на Русь хазары, печенеги, половцы и свирепые монголы. Оттуда наезжали и татары. Из года в год посылались воеводы с полками в южные грады к Засечной черте. На много вёрст растянулась Засечная линия. Соединила меж собой Козельск, Тулу, Ряжск, Шацк и иные русские крепости и острожки. Ощетинилась частоколом и поваленными в сторону Степи деревами. Оборонилась валами, рвами и волчьими ямами. Для встречи гостей незваных приготовил порубежный служилый люд луки и стрелы, копья и сабли, пищали и ручницы. Для упреждения и борьбы с небольшими сакмами врага перед Засечной линией стояли сторожи, ещё дальше — уходили в дозор станицы, забирались в поле Дикое разъезды лазутчиков, зорко следили за врагом казаки.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Зачем тебе так забиватца далеко? Мы люди небогатые, городки наши некорыстны, оплетены плетнями, обвешаны тёрнами, а надобно их доставать твёрдо головами, на поселение которых у нас сильные руки, острые сабли и меткие пищали, а стад у нас конских и животинных мало, даром вам в путь забиватца.
Письмо донских казаков крымскому хану
Две пары глаз наблюдали за крымским войском из ёрника. Ранним утром казакам Севрюку Долгому и Дороне Шершню одним из первых довелось обнаружить неприятеля, и вот теперь они наблюдали с вершины бугра, как ползут по степи татарские тумены, несущие русскому люду слёзы, горе, разорение, полон и смерть.
— От Думчего кургана идут, видать, переправляться на Быстрой Сосне удумали, оттуда на Русь полезут. Поминок захотели лиходеи... Беда. Рать у басурман несметная, — вполголоса промолвил Дороня, молодой синеглазый казак.
— Не единожды враги на Русь нападали — не единожды и биты бывали. Русский человек ни с мечом, ни с калачом не шутит. Ежегодь рать выходит встречать татарские сакмы. Бог даст, Москва крымчаков одолеет, — ответил бровастый, узколицый Севрюк. — В прошлом годе так же на Астрахань шли. Аль забыл?
Дороня не забыл. Памятно ему было то нашествие.
В тот год турецкий султан Селим затеял отторгнуть от Руси Астрахань. Понимал, да и глупо было бы не понять всей выгоды владения сим местом. Иметь крепость на пересечении древних торговых путей, влиять на бухарцев, хивинцев, ногайцев, быть постоянной угрозой Персии и Московскому государству, не это ли дело большой важности? Оттого и послал падишах завоёвывать Астраханскую землю кафинского пашу Касима с войском, а крымскому хану повелел выступить с ним заодно.
Девлет-Гирей вышел на помощь с неохотой: не по душе было ему присутствие турок в Астрахани, на неё у него имелись свои виды. Но деваться некуда — Порта пока сильнее.
Встречу назначили у переволоки, в самом узком месте между Доном и Волгой, где по задумке султана Селима решено было прокопать канал. Используя его, турецкие корабли должны были приплыть под Астрахань.
Крымский хан явился к переволоке с пятидесятитысячной конницей. Войско Касим-паши тоже было немалым. Турецкий военачальник привёл пятнадцать тысяч янычар, две тысячи отборных конников сипахов, пеших воинов азапов и всадников акынджей. С ними пришли и тридцать тысяч землекопов для рытья канала. По Дону прибыли суда турок с пушками. Высокая Порта готовилась к походу загодя. В Азове и Каффе в большом количестве хранилось снаряжение, боевой и съестной запас.
Всё было готово для захвата Астрахани и успешного завершения задуманного Селимом похода. Случилось иначе.
Затея с каналом не удалась. Перетянуть корабли на Волгу волоком тоже не получилось. Касим-паше пришлось отправиться на покорение Астрахани без судов и осадных пушек. Дороне вспомнилось, как шло по степи, подымая пыльный хвост, вражеское войско, как пылали казачьи городки, как, уступая превосходящему в силе многочисленному противнику, уходили на запад к Донцу и на восток к Волге ватаги повольников. Не убегали, уходили, применяя приём, коим в прежние столетия пользовались жившие в этих степях скифы и сарматы. Не чурались такого способа вести войну и печенеги, и половцы, и татары. Приём простой — отступи, рассейся и вновь соберись, чтобы жалить и изматывать противника, пока не ослабнет. Казаки на время рассеялись, но зорко следили за движением турецкого войска. Следил за врагами и Дороня, но по неопытности чуть не попал в руки татарам. Быть казаку убитым, если бы не быстроногий конь Буйнак да Господь, что отвели смертушку от православной души. И не только отвели, но и направили путь к запорожцам гетмана Михайлы Вишневецкого, что шли на помощь воинам плавной рати князя Петра Оболенского-Серебряного. Помнил Дороня и то, как разогнали охранное турецкое войско и землекопов на переволоке, вызволив во множестве людей русских и иных народов из рабства. Средь них оказался и цесарский немец, коего Дороня спас от турецкой сабли. Иноземец изъяснялся частью русскими, частью татарскими, турецкими и иными неизвестными словами. Из путаных речей казаку удалось понять, что зовут его Фабиан Груббер. Басурманин оказался подданным австрийского короля Максимилиана, воевал с турками, защищал крепость Сигетвар со славным воеводой Миклошем Зриньи. Зриньи погиб, Фабиан попал в плен к туркам, а после освобождения увязался за Дороней. До Астрахани добирались частью пеше, частью на конях, а больше на судах. Пришлось Дороне поучаствовать и в ночном прорыве судовой рати к городу, и в его обороне, и в успешной вылазке. Довелось испить с горожанами чашу радости, когда после десятидневной осады враг отступил от города. Турки и крымчаки ждали кораблей с помощью и припасами из Дербента, шторм сорвал их прибытие под Астрахань. Опасаясь бунта, наступающих холодов, голода и полков русского царя, Касим-паша снял осаду. Войско, покинув укреплённый стан, расположенный на месте старой Астрахани — Хаджи-Тархана, пустилось по Кабардинской дороге в обратный путь. Только стал он для них кровавым. Всё время преследовали их отряды казаков и черкесов, нанося немалый урон. До Азова турок дошло меньше половины. Так что путь от Астрахани к Азову воистину был выложен их костьми.
