Караман не ответил.
Дороня угрожать не стал, по-доброму спросил:
— Почему говорить не желаешь?
— Свой род смерт не хочу.
— Смерть не только твоих родовичей и иных татар ждёт, но и многих русских людей, с коими ты миром жить и торг вести хочешь. Если скажешь, куда твой бек воинов ведёт, ему заступят путь, тогда, может, и повернёт он обратно, и не будет смертей русских и татарских. Или боишься бека?
— Нет. Саттар-бек плохой. Отец бил, Мансур бил, кон забирал. — Караман на миг задумался, затем продолжил: — В степи говорят: «Пришёл за айраном, не прячь посуду». Скажу правда. Обман не будет. Царевиш Магмет и Али на Рязан идут. Саттар-бек был бинбаши, стал темник, тепер два тумен на Заразский град ведёт. К нему ехал. Саттар меня к Магмет посылал, Магмет обратно отправил. Велел говорить, что ертаул засека одолел, на Рязан скачут. Теперь урусутский воеводы к Рязанский земля пойдут, а Саттар-бек Заразск на Остер реке жечь будет.
— Разделились?! — воскликнул Севрюк.
— Делился войско, делился. — Караман закивал головой.
— Это надо же, репья псу под хвост! — Севрюк вновь глянул на Дороню. — Ох, и коварны! Когда ж мы их проглядели?!
— Хитры бисовы дити. — Поляничка потянул себя за длинный вислый ус.
— Хитры, — согласился Севрюк, — в двух местах засеку пройдут, и по времени разно. Такое уже бывало. В изобилии у них измыслов: то лукавца подошлют с лживыми сведениями, то чучела на заводных сажают, чтобы числом более быть. Знаем мы и эту их татарскую хитрость — в одну сторону из лука прицеливаться, в другую стрелять. — Кинув взор на крымчака, переспросил: — Молвишь, к Николе Заразскому тьмы поведут?
Караман вновь закивал:
— Саттар-бек с Девлет-Гиреем на Заразск ходить будут...
— Девлет-Гиреем?! — дёрнулся Севрюк.
— С ним, с ним! Моя не врёт. Хан в сотня Саттар-бек. Он в простой воин одевался, только Караман его узнал. Моя Девлет-Гирей раньше видел...
— Вот так весть! Коли всё разумно сделать, то можно самого царя крымского пленить. К Ермаку поспешать надо. До темноты у Змиева бугра будем, а там...
— Не надо! — перебил Севрюка Караман. — Моя Змиев бугор знает. Там смерть вам будет. Мегмет умный, ещё два воин к Саттар-бек послал. Один сгинет, другой доскачет.
— Гонцов нам не перехватить, а до Ермака ещё можем успеть, покудова крымчаки путь не переняли.
— Може, вин брэшет, — засомневался Поляничка.
— Вот это мы и проверим. — Севрюк бросил взгляд на пленника, ухватил рукоять сабли: — Ежели, не приведи Господь, крымчаков встренем, с ним от погони не уйдём.
Дороня встал между Караманом и Севрюком.
— Ты, старшой, с расправой не спеши. Верю, не врёт он. Сохрани ему жизнь. Отвезём татарина к атаману, конь его при нас, на нём и доставим.
Севрюк махнул рукой:
— Будь по-твоему, сажайте его. Да побыстрее, скоро вечереть начнёт.
Дороня при помощи Полянички усадил Карамана на коня, намотав на руку конец верёвки, которой связали пленника, сел на Буйнака.
— Держись крепче, басурманин.
Караман одарил казака благодарным взглядом:
— Твой сердце добрый. Скажи свой имя, буду молить Аллаха, чтобы помогал тебе.
— Молись о том, чтобы самому живу до своей Акгюль добраться. А зовут меня Дороня Шершень.
— Дороня хороший, помогай мине.
Севрюк не выдержал:
— Сунь ему кляп, больно говорить горазд. А ну как удумает на помощь звать...
— В тягость ему будет, — возразил Дороня, но кляп в рот пленника сунул.
— И что же ты такой сердобольный. Уж за осемнадцать лет, а ума всё нет. Интересно мне, что бы татары и турки с тобой содеяли, попадись ты им в прошлом году.
— Пусть сначала возьмут, не по зубам им Дороня Шершень.
Севрюк покачал головой:
— Не накликай беду, казаче...
Накликал. Он же первым увидел крымчаков. Буйнак вынес его из ложбины, когда остальные оставались невидимы врагам. Остановив коня, Дороня обернулся, негромко бросил:
— Татары! Уходите, я их уведу.
Буйнак, повинуясь хозяину, помчался прочь от ложбины, увлекая за собой три десятка татарских всадников...
Дороне не удалось избежать плена. Татары скакали охватом, загоняли разведчика, словно дикого зверя. Дороня метался из стороны в сторону, надеялся найти лазейку, но её не было. От степняков уйти трудно. Волосяной аркан, ловко накинутый крымчаком, обхватил руки и грудь, вырвал из седла. Волоком и доставили казака в стан. Избитого, со связанными руками привели на суд к старшому, бросили на колени у его ног. Дороня задрал голову, с ненавистью глянул на предводителя: чернёный шлем с серебряными змейками украшен тремя орлиными перьями, вытянутый подбородок, рыжая бородёнка, выпяченная нижняя губа, припухшие веки, холодный взгляд маленьких пронзительных глаз, в черноте которых читалась внутренняя сила и жестокость. Предводитель заговорил. Мордастый толмач медленно переводил слова:
— Ты, подлый шакал, пришёл подслушивать и подглядывать за нашим войском, но, на свою беду, попал в плен ко мне — Саттар-беку. Я беспощаден к своим врагам, смерть твоя будет страшна. Ты не умрёшь сразу. Тебя будут возить за мной, и каждый день ты будешь лишаться одной из частей своего тела. Сначала я отрежу тебе уши, чтобы не подслушивал, и язык, чтобы молчал, потом выколю глаза, чтобы не подглядывал, затем отрублю руки и ноги.
Саттар-бек выхватил нож, жёсткая сильная рука схватила за волосы. Стальное лезвие резануло плоть. Дороня дёрнулся, заскрипел зубами от бессилия и гнева... Боль, тёплая струя по щеке и шее, два окровавленных комочка у колен...
* * *
День неумолимо убывал, и вскоре ночь завесила небо чёрным полотнищем. Стан крымцев затих. Дороня не спал, связанный по рукам и ногам, ёжился от влажной ночной прохлады, с тоской взирал на перемигивание звёзд. Отчаяние всё больше овладевало им.
«Вот и кончилась, Дороня, твоя никчёмная жизнь. Это ж надо — накликать на себя беду. Видать, вещими оказались слова Севрюка».
Шёпот прервал невесёлые раздумья:
— Дороня, молчи, живот ложись, моя рука ослобонить будет.
Казак подчинился, он узнал голос Карамана, его слова доходили будто из-за стены, в голове шумело.
— Меня Севрюк отпускал. Ты меня убить не дал, моя тебя спасёт. Тебе бежать надо. Бинбаши Саттар-бек великий воин, один раз стреляет, три стрелы пускает, сабля хорош бьёт, но злой. Имя Саттар на урусутский язык будет тот, кто прощает, только этот шакал не даёт пощада ни свой, ни чужой. Ему покой не будет, если неугодный человек не изведёт. Потому вязать велел. Бежать не сможешь. Утром тумены на Заразск пойдут, Саттар-бек будет тебя с собой брать...
