Бросив жердь наземь, Терех распрямился. К нему приблизился мужчина лет сорока с измождённым обмороженным лицом, с длинной всклокоченной бородой, в заячьей шапке, надвинутой на самые брови. Его сутулые плечи были укрыты овчинным полушубком, из-под которого виднелись грязные заплатные порты, заправленные в татарские сапоги-гутулы.
— Неужто не узнаешь? — с усмешкой обратился к Тереху измождённый бородач. — Одно время мы с тобой мыкались в рабстве у татар, а под Коломной нам удалось сбежать от нехристей. До Москвы мы добирались вместе, а потом пути наши разошлись, но ненадолго. Мы снова встретились в Переяславле-Залесском, обороняли сей град от мунгалов...
— Яков?! — изумлённо выдохнул Терех. — Прости, не признал тебя сразу.
— Немудрено! — невесело хмыкнул Яков. — От меня остались кожа да кости, рожа вся в струпьях, борода, как у монаха.
— Но гы жив, а это главное! — Терех радостно обнял Якова. — Ты второй раз вырвался из лап нехристей. Не иначе Бог тебя хранит!
Закончив работу по сооружению частокола на южном валу, Терех подступил к посаднику Иванко с просьбой, чтобы тот зачислил Якова в его сотню. При этом Терех поведал посаднику, где и когда он сдружился с Яковом, что готов предоставить ему кров и стол.
Узнав от Тереха, что Яков довольно долго пробыл в плену у мунгалов и неплохо изучил их язык, Иванко пожелал самолично побеседовать с бывшим невольником.
Терех привёл Якова в терем посадника.
— Ну, какой из него воин, он же еле на ногах стоит! — проговорил Иванко, оглядев тощего Якова с головы до ног. — Его сначала откормить нужно, а уж опосля меч в руки давать. Садись, друже. — Посадник усадил Якова к столу, налил ему квасу в липовый ковш. — Отведай.
Яков поднёс ковш с квасом ко рту.
— Ну и ты присядь, нечего маячить у дверей, — бросил Иванко Тереху.
Тереху показалось, что посадник неспроста заинтересовался Яковом, что судя по всему тот ему нужен для какого-то дела. Присев на стул, Терех настороженно вслушивался в беседу между Иванко и Яковом.
Сначала Иванко поинтересовался у Якова, откуда он родом, когда и при каких обстоятельствах угодил в неволю к татарам. Яков спокойно отвечал на все вопросы посадника, попивая квас маленькими глотками.
Узнав, что Яков родом из Костромы и всю жизнь занимается торговлей, Иванко оживился.
— Бывал я в Костроме, — с широкой улыбкой заметил посадник, — ходил туда по Волге-реке вместе с новгородскими купцами. Было это три зимы тому назад. Отменных осётров я, помнится, привёз из Костромы!
Потом Иванко стал расспрашивать Якова про жизненный уклад мунгалов, про их обычаи.
Яков рассказал об этом то, что сам узнал от татар.
— Терех говорит, что ты и по-татарски разумеешь? — тут же спросил Иванко, не спуская глаз с Якова.
— Разумею, — невозмутимо ответил Яков.
— Как будет по-татарски, скажем, хлеб? — вновь спросил Иванко, задумчиво почесав свою короткую бородку.
— Нету такого слова у мунгалов, — промолвил Яков, — ибо хлебом сей кочевой народ не питается.
— Чем же питаются мунгалы? — Иванко удивлённо приподнял брови.
— Мясом эти нехристи насыщаются, — сказал Яков, кашлянув в кулак. — Ну и молоком тоже, творогом, сыром... Скота и овец у татар великое множество.
— Тогда скажи, друже, как звучит на языке мунгалов слово «мясо»?
— Магх, — ответил Яков.
— А как будет по-татарски «молоко»?
— Таракх, — тут же прозвучал ответ Якова.
— А как будет «творог»?
— Хурут, — отозвался Яков.
— Гм! — Иванко покачал головой, дивясь звучанию слов из языка степного народа, неведомо каким ветром занесённого на Русь из необъятных глубин Азии.
Более не ходя вокруг да около, Иванко поведал Якову, что во время бегства мунгалов из Торжка гридням посадника удалось пленить татарского военачальника.
— Вот я и хочу, друже, чтобы ты потолковал с этим чёртом узкоглазым, выведал у него что-либо важное про Батыеву орду, про негасимый огонь, про камнемёты... — Иванко заглянул в глаза Якову. — Смекаешь?
Яков молча кивнул.
— Вот и славно! — Иванко хлопнул в ладоши, поднявшись из-за стола. — Сейчас мы перекусим, чем бог послал, а потом устроим дознание для пленного мунгала.
Глава четвёртая
БЕЛЯНА
Полуденная трапеза в доме посадника как-то незаметно превратилась в военный совет. Яства уже стояли на столе, когда пришёл Яким Влункович, дабы сообщить посаднику о повреждениях, нанесённых огнём Симоновской башне и деревянным укреплениям детинца, в которые упиралась сгоревшая дотла южная стена. Затем пожаловал боярин Михайло Моисеевич с сообщением о числе убитых и раненых среди новоторов после недавней успешной сечи с татарами. Обоих своих помощников посадник Иванко пригласил к столу, за которым уже сидели кроме него самого Терех и Яков, уплетавшие гречневую кашу с мясом.
Яким Влункович и Михайло Моисеевич уселись трапезничать, не снимая с себя кольчуг и стальных налокотников, понимая, что татары в любой момент могут опять ринуться на штурм Торжка. Оба сняли с себя лишь тёплые плащи и островерхие шлемы. Иванко и Терех тоже обедали облачёнными в тяжёлые панцири. И только Яков выглядел эдаким оборванцем в своей грязной мешковатой рубахе и рваных портах.
— Ешь досыта, друже, — сказал Иванко Якову. — Тем временем банька протопится, я уже отдал распоряжение челядинцам. Отмоешься горячей водой, пропаришься, бороду подстрижёшь и снова на человека походить станешь!
Тысяцкий между тем завёл разговор о том, что для более надёжного укрепления южного вала нужно непременно возвести позади наскоро установленного частокола деревянную стену в виде бревенчатых срубов, установленных встык друг к другу.
— Внутрь этих срубов можно насыпать мёрзлой земли, снегу и камней, дабы предотвратить новое возгорание, — молвил Яким Влункович, жуя кашу и поглядывая на посадника.
Иванко согласно покивал головой.
— Я велю через глашатая известить горожан, чтобы те, у кого имеются в запасе брёвна, свозили их к южному валу, — промолвил он, отрезая ножом ломоть хлеба от ржаного каравая. — Я и сам могу выделить на это дело дюжину сосновых стволов и столько же дубовых досок.
— Копий и стрел не хватает, — заметил Михайло Моисеевич, пригубив из кружки брусничного киселя, — шлемов и кольчуг тоже маловато. Надо бы всех кузнецов и оружейников от ратного дела отстранить, загрузить их работой. В помощники им дать старцев и отроков, не годных для боя.
— Верно молвишь, — одобрил Иванко сказанное Михайлом Моисеевичем, — оружейников надо бы поберечь. Пусть они своим делом занимаются, куют мечи, брони, наконечники для копий и стрел. Всё лишнее железо нужно в дело пустить!
