У нее внутри все трепетало, пока он не отпустил ее руку.
– Ответь мне серьезно.
Несколько человек в холле попытались ее сфотографировать. Почему? Она была в одном из нарядов, купленных в Нью-Йорке, – в черном платье с декольте и черных туфлях на каблуках. Криштиану заверил, что подобная одежда вполне уместна в Риме.
– Почему все смотрят на меня?
– Потому что итальянки хотят разгадать твой секрет.
– Какой секрет?
В его темных глазах заплясали искорки.
– Как ты сумела женить меня на себе?
– М-м-м… Явно случайно забеременев.
Он фыркнул.
– В Нью-Йорке я живу обычной жизнью, здесь же, в Риме, а также в Неаполе и вообще на юге Италии, знаменит. А теперь и ты тоже.
Они вместе с Марко и Сальваторе, несшими их багаж, вошли в позолоченный лифт и поднялись на последний этаж.
Криштиану остановился у дверей пентхауса.
– Добро пожаловать в наш дом.
– Наш дом?
Он улыбнулся.
– Это пока.
Последовав за ним, Холли увидела роскошное помещение, в котором была комната для ребенка, огромная спальня с широченной кроватью и гардеробная.
Через раздвижные двери она вышла на террасу, всю в пурпурных цветах. Горячее итальянское солнца палило на голубом небе. Холли ахнула, любуясь панорамным видом – старыми зданиями и римскими храмами, раскинувшимися на семи холмах.
Подойдя сзади, Криштиану обхватил ее руками, прижавшись носом к ее шее.
– Это так красиво, – прошептала она и обернулась, попав прямо в его объятия, будто это сон.
– Ты прекрасна, моя дорогая, – признался он хрипло. – Теперь ты стала моей женой, и я хочу подарить тебе весь мир.
В течение следующих двух недель, когда Криштиану не работал, они с Холли и сыном исследовали город.
Он настоял на походе по магазинам. Холли возражала, но он убедил ее в том, что в Риме это особенно важно.
Вздохнув, она поддалась, закатывая глаза.
– Хорошо. Поедем за покупками.
И выдохнула с облегчением, когда одежда была куплена, и они могли делать то, чего она действительно хотела, – гулять по городу.
По вечерам они обедали на открытом воздухе в траттории на площади Навона. В свете заката, сидя среди цветов и красивых фонтанов, Холли с тоской смотрела на музыкантов, играющих на террасе, вспоминая собственную давнюю мечту о певческой карьере. Криштиану заметил это и тихо поговорил о чем-то с владельцем траттории.
Через мгновение музыканты взяли микрофон и пригласили Холли выйти на сцену и спеть. Смущенная, она попыталась отказаться, но Криштиану попросил:
– Пожалуйста, сделай это для меня.
Взглянув в его красивое лицо, она не смогла сопротивляться, вышла на сцену и спела старую аппалачскую народную песню акапелла.
Когда песня закончилась, раздались громкие аплодисменты. Холли прошла вдоль столиков на свое место, и один мужчина, представившийся исполнительным директором звукозаписывающей компании, дал ей свою визитку. Смеясь, она показала карточку Криштиану.
– Я поблагодарила его и отказалась. Моя певческая карьера окончена.
– Ты уверена?
Вспомнив кучу унизительных отказов, она кивнула.
– Хорошо. В таком случае ты будешь петь только для меня.
Остаток вечера Холли лакомилась спагетти, пила вино и наблюдала, как ее муж учится держать ребенка. Видя, как удобно Джеку в объятиях отца, она ощущала прилив счастья.
Однако, едва они покинули внутренний двор траттории, Сальваторе пришлось сдерживать толпу зевак и папарацци, которые хотели их сфотографировать. После этого события Холли стала опасаться выходить с ребенком на улицу.
Каждую ночь она пела Джеку колыбельные – те самые, которые пела ей мать, а матери – бабушка, а бабушке – прабабушка. Однажды ночью, когда ребенок уснул, она повернулась и увидела силуэт Криштиану в дверном проеме.
– Песни, которые ты поешь, разбивают мне сердце.
Он поцеловал ее и увлек в спальню, где наполнил ее сердце теплотой и счастьем.
Однако после двух недель жизни в отеле Холли стало казаться, что она попала в ловушку, поскольку не могла покинуть пентхаус без Криштиану и телохранителя.
Однажды днем, когда муж работал, Холли с сыном расположилась на террасе, чтобы насладиться теплом летнего солнца. Поливая фиолетовые цветы, украшавшие перила террасы, она пыталась представлять, что вернулась в Западную Вирджинию, в старый сад ее семьи. Мать часами ухаживала за своими растениями, очень любила это занятие. Поливая цветы, она пела.
– Почему ты отсюда не уехала, мама? – однажды спросила Холли за год до гибели матери. Она только что окончила школу и находилась на перепутье, размышляла, как построить свою жизнь. – Почему не уехала в Нью-Йорк, чтобы стать известной певицей?
– О, моя дорогая. – Повернувшись к дочери, мать нежно погладила ее по щеке. – Я действительно думала об этом. Однако встретила твоего отца, и мои мечты изменились.
– И о чем же ты стала мечтать?
– О семье. – Глаза матери светились любовью. – У тебя вся жизнь впереди, Холли. Что бы ты ни решила, мы будем тобой гордиться.
После того как потеряла все – мать, отца, брата, дом, – Холли получила небольшую страховку и уехала в Нью-Йорк. Чтобы семья гордилась ею.
– Холли?
Она вздрогнула, услышав голос Криштиану.
Обернувшись, увидела его, как всегда убийственно красивого, в элегантном костюме. Он был не один, а в компании пожилой женщины, полноватой, седовласой, одетой просто, но со вкусом.
– Дорогая, я хочу тебя кое с кем познакомить. О, ты поливаешь цветы.
– Да.
– Ты не должна этого делать. Есть сотрудники, которым платят за это. Не хочешь же ты оставить их без работы.
– Ну, естественно, нет. – Холли удрученно поставила кувшин. – Мне очень хочется жить в собственном доме.
Криштиану нахмурился.
– В доме?
– Когда мы вернемся в Нью-Йорк.
– Я думал, тебе нравится Рим.
– Да, но Тесс прислала сообщение, что у Лолы вчера родился ребенок. Я скучаю по друзьям. И с нетерпением жду, когда у нас появится собственный дом.
На лице Криштиану появилось странное выражение.
– Мы поговорим об этом позже. – Он кивнул в сторону седовласой женщины. – Знакомься, Агата Манганьелло. Она живет в Риме и раньше работала на меня. Когда-то давно была моей первой секретаршей.
– Здравствуйте. Доброе утро.
Застенчиво улыбаясь, женщина заговорила по-английски:
