– Это действительно важно.
– Мне не интересно.
Криштиану попытался уйти. Холли преградила ему дорогу.
– Либо ты поговоришь со мной наедине прямо сейчас, – заявила она безапелляционно, – либо я устрою такую сцену, какую ты даже вообразить не можешь.
Криштиану долго оценивающе смотрел на нее, потом поднял руку, останавливая движение телохранителя, и обратился к спутнице:
– Поезжай на гала-концерт, Наталья. Мой водитель отвезет тебя. Увидимся позже, хорошо?
Женщина недовольно взглянула на Холли.
– Хорошо, дорогой.
И она пошла к выходу так, будто дефилировала по подиуму на Неделе моды в Нью-Йорке. Вызывающе. Посетители роскошного отеля обернулись ей вслед. Холли задумалась, как бы себя ощущала, если бы привлекала к себе столько внимания. Кстати, наверняка бы прошла прослушивание в джаз-баре.
– Следуй за мной, – кивнул Криштиану и, развернувшись, пошел внутрь отеля, не заботясь, следует ли за ним Холли.
Она нервно оглянулась на подруг и ребенка и, прикусив губу, решительно последовала за человеком, которого ненавидела больше всего на свете. Прямиком в его логово.
Моретти мрачно подошел к бару в кабинете на втором этаже. Холли вошла следом, нервно оглядев большое помещение, обитое темными дубовыми панелями.
– Скотч?
Она отказалась.
Повернувшись спиной к бару, Криштиану плеснул в стакан скотча и добавил лед. Он чувствовал, как Холли почти вибрирует от напряжения. Медленно выпил скотч, поймав себя на мысли, что тянет время.
Холли Хэтфилд стала самой большой его ошибкой. Учитывая, что ему тридцать пять, а также принимая во внимание его скандальное прошлое. Это что-то да значит.
Он повернулся к ней:
– Итак, что тебе нужно?
Холли нервно сглотнула, покраснела и заколебалась. Криштиану видел, что она пытается сформулировать просьбу, хотя и не горит желанием высказываться, хотя уже знал, зачем она здесь.
Пришла требовать денег.
Он проклинал себя. Как он мог так сглупить?
Знал ведь, какие будут последствия. Правда, удивлен, что на это ей понадобился год.
Все ясно, должно быть, посоветовалась с адвокатом, а тот растолковал, какие у нее отличные шансы выиграть в суде иск о противоправном увольнении. Ну, просто тогда взяли верх эмоции, и Криштиану выставил ее, хотя обычно не совершал подобных глупостей.
Глядя на нее теперь, он отлично понимал, почему так поступил. Боялся утонуть в ее огромных бездонных глазах, восхищался изгибами дивной фигуры. В свободном хлопчатобумажном сарафане она была еще более пышной, чем он запомнил. Темные волосы волнами падали по плечам. И грудь тоже была очень пышной.
Криштиану помнил, что чувствовал, обнимая ее мягкое обнаженное тело, когда они лежали на простыне, которую она же заправляла часом ранее.
Он соблазнил ее. Вернувшись в пентхаус днем раньше, он услышал, как она поет в его спальне своим сладким голосом с хрипотцой. Душераздирающая мелодия наполнила его тоской по утраченному. Заставила задуматься о том, чего у него никогда не было, о чем он даже не смел мечтать.
Потом она взмахнула чистой простыней, широко расставив руки. Невероятно красивая, чувственная брюнетка с фигурой «песочные часы» наклонилась, чтобы заправить его кровать. Даже черная униформа горничной смотрелась на ней неописуемо эротично.
Криштиану невольно издал восхищенный возглас. Повернувшись, Холли увидела его. На ее красивом лице поочередно промелькнули удивление, страх и восторг. На мгновение он забылся. А потом заставил себя улыбнуться.
– Обычно здесь убирает другая женщина.
– Камилле пришлось уйти сегодня пораньше, чтобы увидеться с внуком, но она предупредила, чтобы я не попадалась вам на глаза. – Она заикалась. – Я должна была превратиться в невидимку.
Он шагнул вперед, пожирая глазами каждый дюйм ее тела.
– Ты не невидимка. Что ты поешь?
– Просто песню народа аппалачских гор.
– Это замечательно. – Он подошел достаточно близко, чтобы прикоснуться к ней, и прошептал: – Как и ты.
Ее щеки порозовели, губы приоткрылись в бессознательном приглашении. Он потянулся к ней.
Да, он виноват. Он хотел ее. И взял свое, не задумываясь о последствиях. Если бы мог, он бы остановился. Одно из его правил – никогда не вступать в отношения с персоналом.
Но это не самое худшее правило, которое он нарушил. Холли была не просто его сотрудницей. Она к тому же оказалась девственницей. Девственницы для него табу. Он не собирался иметь дело с женщинами, которые могли спутать секс с любовью, что повлекло бы за собой кучу проблем.
Он понял, что она девственница, когда впервые прикоснулся к ее сладким губам, ощутив дрожь ее тела, почувствовав ее нерешительность, застенчивость и неопытность. И спрашивал себя, каким же непостижимым образом эта невероятная женщина сохранила невинность.
Правда, это его не остановило. Криштиану не признавал никаких ограничений, хотя и придерживался определенного кодекса чести. Холли Хэтфилд как динамит взорвала каменную стену его правил. Неудивительно, что он нарушил третий постулат, уволив ее после того, как с ней переспал.
Конечно, не эту причину он сообщил старшей горничной. Однако повод для увольнения наверняка был очевиден как для Холли, так и для ее адвоката.
Даже теперь, когда она стояла напротив него, смущенно покусывая нижнюю губу, он думал не об адвокатах, а лишь о том, как вновь овладеть ею.
Целый год он пытался забыть ее и теперь со всей очевидностью осознал, что ничего не вышло.
– Зачем ты здесь?
– Я пришла… пришла сказать тебе…
Хриплый голос задрожал, и она замолчала, взглянув на него.
Отвернувшись, Криштиану поставил стакан на темную деревянную столешницу бара. Сжав кулаки, старался не поддаться искушению обнять ее и целовать, ощутить сладость губ, мягкость тела, утонуть в глазах, манящих на самое дно.
Той ночью он овладел ею, но и этого оказалось недостаточно. Он хотел большего. Холли, обнаженная и податливая в его объятиях, смотрела на него так, будто влюбилась в него. Немного.
Но проблема в том, что секс и деньги – единственное, что он может предложить женщине.
Потому и отослал ее прочь, выгнал из теплой кровати, хотя все еще жаждал ее. Даже когда она ушла, желание не угасло. Девушка манила его, как сладкий, хотя и запретный плод. Поэтому на следующее утро первым делом он связался с ее руководителем и организовал увольнение. Для ее же собственного блага. И для своего тоже.
Но никогда не переставал желать ее. Его дыхание стало тяжелым, и не только дыхание.
– Скажи мне, чего ты хочешь.
