— Значит, надо всё рассказать.
— Надо.
— Возьмёшь это на себя?
Я не удержался от печального смешка:
— А сам что? Трусишь?
Борг неопределённо качнул головой:
— У тебя получится лучше. Меня принц вообще слушать не станет.
— Ко мне он питает не самые добрые чувства. Если уж на то пошло, голос ни одного из нас не найдёт тропку к сердцу его высочества.
— И как быть?
Спрятаться за чужой спиной, конечно же. И если широкие мужские не справились с поставленной задачей, стоит обратить внимание на хрупкую женскую:
— Вложить рассказ в нужные уста.
Карий взгляд блеснул неуверенной догадкой:
— Хочешь сказать...
— Она должна признаться сама.
— А если не признается? У неё нрав крутой, сам же знаешь.
— Если не признается? — Меня, честно говоря, такое развитие событий устроило бы более всех прочих. — Сделаем вид, будто никакой измены и не было. Селия — умная девушка, поймёт намёк и, возможно, исправит содеянную ошибку.
— И такое может быть, — согласился Борг.
Смешно, но, пожалуй, мы оба искренне хотели осуществления того, о чём с такой нарочитой бесстрастностью рассуждали. И при этом уже не допускали мысли, что можно остановиться, повернуться и благополучно пройти в полушаге от обрыва.
Что двигало нами? Стремление к справедливости? Забота о безопасности людей, чьи титулы значимы больше, чем чувства? Может быть. Отчасти. Если хорошенько подумать, самую малость. Настоящее же имя закусившего удила коня наших намерений было Трусость.
Ни я, ни Борг не находили в себе достаточной отваги или достаточной глупости, чтобы положить собственную жизнь на алтарь чужой, и у нас было одно оправдание на двоих. Любовь. Селия, влекомая разыгравшимися страстями, не видела ничего вокруг. Мы не погрузились в пучину чувств настолько глубоко, но уже знали: отвечать за ошибки, просчёты, героические поступки и подлости придётся не только перед собой. И хотя во взглядах наших возлюбленных нас ожидало прощение и понимание, всё равно не хотелось совершать ничего, нуждающегося в прощении.
— Но всё же, что между ними произошло? Они поссорились, не сошлись во мнениях по какому-то вопросу? Или постельные радости перестали занимать принца, а баронесса решила, что больше не нужна ему как женщина?
Великан задумчиво пожевал губами.
— При мне никаких ссор точно не было, в спальне я над ними со свечкой не стоял. Наверное, дело в том, что после выздоровления на Дэриена сразу навалились королевские обязанности, вот он и вынужден был бросить основные силы на другой фронт, даже для инициации время едва-едва выкроил.
Инициация? Ну конечно, я же зимой оставил его высочество полностью подготовленным для вступления в почётную и тягостную должность Моста. Значит, он не стал медлить? Что ж, хорошо, потому что чем больше возраст инициируемого, тем значительнее могут быть трудности, возникающие при слиянии с Силой. Лучше всего проводить подобные ритуалы ещё до совершеннолетия, как получилось с Рикаардом...
Хм. Инициация, говорите? Кажется, знаю, в чём причина всех бед, накинувшихся на Западный Шем. В моём неуместном, неурочном и беспечном вмешательстве.
— Можешь больше не копаться в памяти. Когда проводилась инициация Дэриена?
— В самом конце зимы.
— Всё прошло гладко?
— Да, ни принц, ни маги ни на что не жаловались.
Я сел на постели и шумно выдохнул, будто вместе с воздухом из моей груди могло уйти и виноватое сожаление.
— Её надо было провести, знаю. Но лучше бы... Лучше бы её не проводили.
— Почему? — Удивился Борг.
— Она... скажем так, уничтожает близкую чувственную память.
— Это ещё что за штука?
— Как бы объяснить подоходчивее... Всё, что происходит с нами в течение жизни, нанизывается, словно бусины, на невидимые нити в нашем сознании, потому мы можем перебирать воспоминания, возвращаясь в дни юности, к примеру. Но любое событие будет состоять не из одной бусины, а из нескольких. Одни хранят в себе краски памятного дня, другие — звуки, третьи — ощущения, четвёртые — чувства. Вот пристанища этих последних и уязвимы более всего, а когда осуществляется инициация, нити непременно рвутся. Понимаешь, о чём я?
— Пожалуй. Значит, когда принца инициировали, он растерял свои привязанности?
— Вернее, картинка стала неполной. Дэриен знает, что ты его друг и защитник, понимает, что Селия — его возлюбленная, но не ощущает эти знания, как прежде, когда они были тесно переплетены с душевными переживаниями.
— Если сказать грубо, принц стал чёрствым сухарём?
— Угу.
Губы Борга прошептали что-то вроде проклятия на головы магов и их гнусные проделки, а потом рыжий с заметной робостью спросил о том, что было важнее всех прочих рассуждений:
— И он теперь останется таким навсегда?
— Нет. Конечно же нет! Бусины снова накопятся, можешь быть уверен. Со временем, нужно только набраться терпения.
— Так значит, если бы Селия чуток подождала...
— Да, несчастий бы не случилось.
— Бедная девочка... — Великан посмотрел на меня. — А её никто не мог предупредить? Ты не мог ещё тогда рассказать ей или принцу всё то же самое, что говорил сейчас? Не мог успокоить и обнадёжить?
И вот тут мне захотелось завыть.
— Я сам узнал это совсем недавно, хочешь верь, хочешь нет. А в архивах Королевской библиотеки если и были упоминания о пагубных свойствах инициации, то последний Мост рождался слишком давно, чтобы их отряхнули от пыли.
— Ну дела! — Рыжий развёл руками. — Получается, никто не виноват?
— Виноват. К сожалению.
— И кто же?
В дверь осторожно постучали. Кто бы ни собирался войти в мою комнату, у него явно были на то веские причины, потому я пригласил:
— Войдите!
Роллена переступила порог, вполне успешно пряча волнение за напускной решимостью, но забывая о том, что складки платья покрылись заметными морщинками там, где их судорожно сжимали тонкие пальцы.
— Что случилось, милая?
Борг, так же, как и я, не обманувшийся внешним видом пришелицы, спрыгнул с подоконника и метнулся к своей возлюбленной.
— Я только что закончила разговор с Лунной.
Она произнесла эти несколько слов на одном дыхании, словно боялась следующим вдохом расплескать драгоценные сведения.
Мы с Боргом уныло переглянулись.
— И каков результат?
Роллена посмотрела на нас, пухлые губы вздрогнули, и девушка вдруг разрыдалась. А когда слёзы, не без участия рыжего, были побеждены и загнаны обратно, мы всё-таки услышали то, о чём знали наверняка:
