Из событий последних дней.
«А что у нас было намедни? Я уже и запамятовала. Освежишь память старушке?»
Я имел ввиду дни, проведённые в Саэнне.
«Этом душном муравейнике? Я так и знала, так и знала... Ты перегрелся. Нельзя было столько времени находиться на солнце!»
Опоздала со своим предположением: прошедшей зимой Ксо утверждал, что я выморозил мозги. Если он прав, перегреваться было уже нечему, поэтому не причитай понапрасну.
«Пусть так. Выморозил, выжег... В сущности, особой разницы нет. Но у любого сумасшествия есть повод, и я хочу знать, что стало таковым для твоего...».
Маллет.
«И?»
Это повод.
Мантия задумчиво расправила крылья.
«Милый, хотя и угрюмый мальчик. Но ты не провинциальная девица, чтобы сходить по нему с ума».
Если пользоваться твоими словами, я сошёл с ума не «по нему», а по его способностям.
«Фью! Ты можешь делать всё то же самое, что и он, разве что за небольшим исключением».
Небольшим?
Едва не задыхаюсь от удивления.
Огромным! Он может созидать. Да, с оговорками. Да, используя чужие заклинания. Но он может создавать нечто новое, нечто своё. И, самое обидное, он способен разрушать магические построения, не уничтожая основ.
«По-твоему, это завидная участь?»
Это то, чего я никогда не смогу узнать на собственном опыте! Разве малая причина для зависти?
«Пожалуй, достаточная...»
Она согласилась с моим горестным воплем так неожиданно равнодушно, едва ли не позёвывая, что отчаяние мигом переродилось в возмущение.
Зачем Эна свела меня с ним?
«Уверен, что в вашей встрече виноваты именно шаловливые ручки Пресветлой Владычицы?»
А чьи же ещё? Она может обвинять хоть весь мир, но без её ведома под тремя лунами не происходит ни единого события.
«Хорошо, не станем спорить. Допустим, всё так и было. А теперь позволь задать главный вопрос: зачем?»
Если бы я знал! Впрочем, могу предположить, что она заботилась о запасном выходе на то время, когда меня...
«Не станет?.. — Мантия задумчиво вздохнула. — Что ж, вполне разумно. В самом деле, для того чтобы быть уверенным в достижении цели, нужно предусмотреть хотя бы два самостоятельных и независимых пути к ней...».
С появлением Маллета моё присутствие в мире становится необязательным, а если задуматься, то и вовсе... Ненужным.
«Не забывай, что он, как и ты, существо единственное и неповторимое, по крайней мере пока».
Его дар может перейти к его детям, в отличие от... Он будет унаследован. Обязательно будет.
«Согласна. Но когда это случится? В первом поколении? Но втором? В десятом? Мир может и не успеть дождаться».
Сейчас у него полно времени, а потом...
Я ведь тоже могу не дождаться того урочного часа, когда по-настоящему понадоблюсь. Просто умру однажды от старости и oстанусь пребывать в дрёме небытия, пока кто-нибудь из драконов не окажется настолько сумасшедшим или отчаявшимся, чтобы решиться на воскрешение Разрушителя. Но уже не меня, а кого-то другого. Может быть, во сто крат лучшего, чем я, вот только...
Мне-то будет всё равно. Нет, мне уже всё равно.
«Ясно. Ты всё-таки подхватил эту мерзкую хворь, и когда только успел...».
Какую ещё хворь?
«Самую человеческую из всех возможных. Ревность. Впрочем, стоило ли ожидать иного, если с людьми ты проводишь намного больше времени, нежели с представителями других, более достойных общения рас».
Хочешь сказать, я ревную? Кого? К кому?
«А вот это хороший вопрос. С очень простым ответом, как и полагается всему истинно хорошему».
Она удовлетворённо замолчала, словно смакуя гениальность собственных умозаключений, и так увлеклась избранным занятием, что я вынужден был снова повторить свой вопрос, на ceй раз гораздо спокойнее и много заинтересованнее:
Так кого и к кому я ревную?
«Ревнуешь мир. Ревнуешь к миру».
Такое возможно?
«Конечно. Возможно вообще всё».
Не говори загадками!
«В Маллете ты увидел своего соперника в борьбе за любовь мира. Сначала тебе было даже радостно сознавать, что кто-то ещё может выполнять твою грязную работу, но потом... О, потом тебя настиг неподдельный страх! Как же так, подумалось тебе, на том игровом поле, где ты безраздельно властвовал всё это время, появился новый игрок, а это означает, что придётся делиться».
Чем? Я никогда не желал власти. Я бежал от неё, открещивался, отказывался, отбивался. Разве нет? Я могу отдать её целиком, лишь бы кто-то согласился принять сей сомнительный подарок.
«При чём тут власть? На свете есть более заманчивые сокровища, — хихикнула Мантия. — Ты желал любви. Ты видел, как Нити любят ласку чутких пальцев Маллета, а сам вспоминал, с каким надрывным стоном они встречают твои прикосновения, и теперь, когда каждая из Нитей перестала быть для тебя безымянной частью Гобелена, обретя лик одного из тех, кого ты знаешь с самого детства, ты...».
Хватит!
«Больно?»
Она спросила не только без тени ехидства или насмешки, но и без намёка на сострадание: так могло бы разговаривать существо, знающее о жизни лишь по чужим, противоречащим друг другу рассказам, а потому сопоставляющее в одной и той же фразе все возможные значения. Все сразу.
Да. Больно, фрэлл меня подери!
Наверное, подобные чувства испытывает старый муж молодой жены, украдкой подглядев, как его возлюбленная наслаждается негой чужих объятий. Меня Нити принимают с покорностью жертвы, Маллета — с азартом и нетерпением. И если раньше я мог мечтать и надеяться на чудо, то теперь понимаю: иного, нежели страх в чужом взгляде, мне не дано.
Но мы с Мантией всегда подходим к решению проблем разными путями: я — лирическим, она — практическим.
«Одного не могу понять... Ты уверяешь меня и себя, что не хочешь причинять вред драконам, так почему же не принимаешь существование Расплетателя как подарок? Как награду за долгое ожидание? Почему, вместо того чтобы начать наслаждаться жизнью, ты надулся, как мышь на крупу? Мир намекнул, что Разрушитель может быть свободен. Разве это не замечательно?»
Эй, эй, подожди! Я не успеваю столь же быстро забежать вперёд и посмотреть на препятствие с другой стороны. Свобода?
«Самая что ни на есть. Полная и безграничная. Ты можешь идти куда захочешь, делать всё, что только заблагорассудится, и не думать ни о капризах богов, ни о причудах магии...».
Примириться с отставкой? Положим, я смогу это сделать. Но о чём же тогда мне думать? С того самого дня, как мне стало известно моё предназначение, мои мысли ни минуты не были...
