— Я не стану убивать женщину, повинную лишь в том, что может властвовать надо мной.
Да. Не станете. Точно так же, как я даже не помыслил бы убивать Шеррит. Мы виноваты сами, что поддались, вы — чарам приворота, я — чарам всем известного чувства. Можно ведь было бороться? Можно. Но мы предпочли признать поражение, покориться, сдаться на чужую милость, потому что...
Нам хотелось любить.
И мы полюбили.
— Но я не могу рисковать. У меня остался всего один сын, и он должен унаследовать всё, чем я владею. Унаследовать как можно скорее, пока никто больше не попытался влезть в мою душу.
И это я могу понять. По собственному легкомыслию потерять одного наследника и чуть было не подставить под удар другого — непозволительная роскошь, даже для сиятельнейшего герцога.
Спрашивать больше не о чем. Всё разъяснено.
Страх, вот что движет вами, дуве. Страх проиграть партию судьбы. Я мог бы попробовать уговорить вас подождать, мог бы обратиться за помощью к Ксаррону, он хотя бы присмотрел за вашей безопасностью, если не за ясностью разума. Но ведь ничего не изменилось бы, верно? Даже вспоминая, всего лишь вспоминая голос насильно навязанной возлюбленной, вы трясётесь, словно в лихорадке. Яд дал ростки в вашем теле. Не могу понять, как и почему, но одно ясно совершенно: вы едва держитесь за собственное сознание. Ещё немного, и очередная волна чувств столкнёт вас с пирса в море безумия, а потерявший контроль над собой герцог равно опасен и для своего сына, и для всего королевства.
От меня требуется принять решение? Что ж, я сделаю то, что... Нет, не должно. Не разумно. Не желательно.
Я сделаю то, что от меня хотят. То, о чём просят. Отказать емy? Как можно, ведь этот человек помог мне сыграть ещё одну роль, на несколько коротких дней дав имя пустоте моего существования.
Я бываю разным: трусливым, отважным, злым, робким, всепрощающе щедрым. Но неблагодарным не буду никогда.
— Вы вознесли молитву богам? Если нет, советую поторопиться.
Он обернулся, не веря собственным ушам, задержал взгляд на шпаге, вынутой мной из ножен, и черты его лица дрогнули, расслабляясь.
— Я закончил все дела ещё вчера вечером.
— Тогда не будем терять время.
Допустить, чтобы Борг стал свидетелем поединка? Ни в коем случае. Но можно ли за считаные секунды убить человека?
Можно. Если он хочет умереть.
Герцог наверняка был и оставался хорошим фехтовальщиком, но тот, кто сейчас бросился в атаку на меня, вёл себя, как юнец, впервые взявший в руки оружие. Одни только атаки, слепые, мощные, с постоянным выдвижением корпуса на линию наиболее вероятного ответного удара. Закончить поединок можно было бы первым же движением шпаги, первым же контратакующим выпадом, и всё же я не мог заставить себя просто зарезать противника.
Убийство? Да, оно самое. Но если суть происходящего не изменить, то на внешнее его проявление можно попробовать надеть маску благопристойности. Не для собственного спокойствия, а чтобы позволить противнику поверить в случайность исхода, притвориться, что дуэль ведётся по всем правилам, к примеру... Пропустив удар.
Кончик клинка вспорол полотно правого рукава на плече, и мгновением позже я с удивлением почувствовал давно забытую боль пореза.
Этого не может быть! Моё тело защищено от ран усилиями серебряного зверька, подставляющего свою плоть на пути любой угрозы! Он что, спит?! Драгоценная!
«Может, и так... Не знаю, любовь моя. Но он словно бы отвлёкся на что-то...».
И давно?
«Ещё в самом начале вашего разговора...».
Почему ты не предупредила меня?
«Потому что ты в состоянии и сам справиться. Тем более с делом, требующим от участников честности, если не чести...».
Ах так? Тебя уже не волнует моя безопасность? Ну что ж, я понял. Всё важное всегда нужно делать самому.
Новая атака. Ворот рубашки, раскрывшийся в немом призыве. Отбить шпагу противника, вниз или вверх, неважно, но вниз намного легче, потому что герцог немного устал и уже не поднимает оружие высоко. Скользнуть навстречу, зарыться остриём клинка в складках шёлка, ощутить сопротивление плоти и надавить. Чуть-чуть сильнее. Всего чуть-чуть...
Борг опустил кончики пальцев в бокал, подержал их там на протяжении долгого вдоха и стряхнул несколько винных капель, тёмных, как запёкшаяся кровь, на тусклую поверхность стола.
— Пролитая кровь да не воззовёт к отмщению!
Я равнодушно согласился:
— Да не воззовёт.
Мы сделали каждый по небольшому глотку и сели.
Ни до, ни после смерти герцога никакой стражи не появилось. Собственно, ни единая живая душа не нарушила тишину раннего утра в розовом саду, и мы ушли так же спокойно, как и пришли. Хотя я не удивился бы, увидев маркизу сразу же поcлe того, как Магайон упал на траву и замер, успев прошептать что-то вроде «благодарю», но сестра не поспешила засвидетельствовать смерть брата. Мирно спала в столь ранний час? Не yверен. Интересно, что помогло ей сдержать нетерпение? Или всё же подсматривала, но не решилась заявить о своём присутствии? Ведь не зря же Борг заметил, что поблизости от лужайки, на которой происходила дуэль, трава между кустами тоже оказалась примятой?
— Герцог оказался трудным противником? — спросил рыжий, косясь на моё плечо.
В саду я успел накинуть на себя плащ, чтобы прикрыть пятна крови на рубашке, но долго отговариваться утренней прохладой ввиду быстрого исчезновения таковой не удалось: пришлось показать Боргу порез.
— Достаточно трудным.
А я оказался беспечным дураком, понадеявшимся на другого. О чём думал серебряный зверёк, оставляя меня беззащитным? Устал от своих добровольно принятых обязанностей? Или ему просто надоело меня оберегать? Хорошо было бы получить ответ, да только Мантия всё ещё никак не может достучаться до незваного обитателя моей плоти.
— Меня мучает только один вопрос, — задумчиво проронил великан.
Всего один! Я снова тебе завидую, Борги. Искренне и глубоко.
— Какой?
— Почему Магайон не отказался от дуэли?
Пожалуй, ты никогда этого не узнаешь. Те слова, которыми мы обменялись до начала поединка, не подлежат огласке, никто не вправе требовать от меня рассказывать все подробности, потому что настоящее дело чести всегда решается между двоими. Но даже если бы и потребовали... Для начала мне нужно переговорить обо всём случившемся с Ксо, а уж он установит уровень секретности по своему усмотрению.
Но оставлять Борга без ответа нельзя.
— А ты бы отказался?
Рыжий хмыкнул:
— Кто я и кто герцог! Он легко мог добиться, чтобы тебя заключили под стражу и сгноили в тюрьме, если не желал драться.
