Понимаю ли я полностью причины страха, охватившего великана? Приходится признать, что нет. В конце концов, то, что заставляет Борга играть желваками, знакомо мне едва ли не лучше, чем все мои родственники, вместе взятые. Да и боялся я всегда не того, на что способна моя спутница, а того, что не смогу ей повелевать
Боялся себя.
— Я... Я не пойду туда.
Почему пустое место всегда пугает намного сильнее, чем наполненное опасностями? Потому что мы не верим в его искреннюю открытость, меряя всё по себе? Наверное. Вот и Борг, способный не моргнув пройти через лес, битком набитый кровожадными чудовищами, мелко дрожит, оказавшись лицом к лицу... Ну да, с собой. Ведь пустота вечно нуждается в заполнении, а под рукой обычно не находится ничего, кроме собственной души.
Но пока рыжий познавал глубины ужаса, женщина всё приближалась и приближалась к слепо-белой пелене, и урочное мгновение выбора уже наступало на пятки. Нам обоим, причём на одну и ту же мозоль. На способность доверять и доверяться.
— Борги, всё хорошо. Мы уже побывали там. И с нами ничего не случилось.
— Ничего?!
Хм, если вспомнить все события, то, пожалуй, я нагло лгу.
— Мы живы, а это главное.
— Но ты же видишь, впереди ничего нет!
Вижу. И мне тоже становится немного не по себе, потому что воздух всё быстрее теряет привычные ароматы. Кажется, будто сейчас ещё одно мгновение растает в вечности, и дышать станет нечем.
— Есть. Поверь.
— Но я...
Край мира чувствует любое живое существо, независимо от магических и прочих талантов. Ты просто знаешь: впереди ничего нет. Знаешь наверняка. И хотя чёрно-белая Нить вплелась между теми, что составляют ксарроновский ковёр, в каком-то смысле она всё равно — край, за которым мира уже не существует. Край скучный и пустынный, но нам придётся пройти по нему. Слышишь, рыжий? Придётся.
Знаю, я нагородил слишком много дурного, чтобы просить о доверии. Можно сказать, что у тебя нет выбора и всё равно придётся подчиниться. Можно пригрозить или попросить, разница будет невелика, вот только... Я больше не имею права ни на первое, ни на второе. Я отказал себе в таком праве.
Но если кнут приказа и сети просьбы мне больше не доступны, остаётся лишь одно.
Оно не заденет гордость рыжего и не возложит на мои плечи новых обязательств. Оно всего лишь предоставит возможность выбрать.
Предложение. Почти руки и сердца.
— Закрой глаза, Борги. Закрой и... держись за меня. Крепко.
Глупо звучит, ведь на деле всё происходит ровно наоборот, но рыжий напуган. Так сильно, как, наверное, никогда ещё не пугался.
— Я не пойду!
— Пойдёшь.
— Пойдёшь.
Наши голоса сливаются воедино, и Борг... Идёт. А я принимаю на себя каждую волну дрожи, сотрясающей тело великана.
Я сразу понял, что умираю.
В Доме Дремлющих, когда тётушка Тилли показала мне самый простой и действенный способ обезопасить мир от Разрушителя, ощущения были несколько иные. Впрочем, родной клочок Гобелена представлял собой нечто замечательное, сплетаясь из Нитей нескольких драконов сразу, начиная от моего отца и заканчивая Майроном. А ещё, хочется верить, хранящем в своём узоре и частички материнской плоти. Они не могли не остаться в Доме. Хотя бы потому, что её никто не отпустил. До сих пор.
Механика действия не изменилась, но там я всего лишь недомогал, а здесь... Умираю. Почему?
Наверное, всё дело в течении времени. Чем быстрее оно проносится мимо, тем заметнее из моей плоти вымываются остатки сил. Внутри меня всё и так живёт по человеческим часам, а если ещё и снаружи ритм не затихает, а нарастает... Забавно, хоть и печально попасть в ловушку, какая и матушке Ксо не снилась. Но почему мне кажется, что в пределах чёрно-белой Нити время течёт ещё быстрее, чем на сосновой поляне? Неужели...
Да. Точно. Оно и не может быть другим.
Эльфы появились раньше прочих разумных рас, рождённые воплощённой мечтой. А ведь любому хочется, чтобы его мечта не умирала, верно? Длинноухие никуда не торопились, любуясь собой, и время мира танцевало вместе с ними медленный и прекрасный танец. Трудолюбивые гномы тоже не особо вели счёт дням и часам, настойчиво совершенствуясь в своём мастерстве. Но люди... Люди всегда спешили жить, потому что их невольным творцам нужно было успеть сделать многое раньше соперников. И поэтому, когда на Гобелен ступили люди, время вновь возникшего мира пустилось вскачь.
Если бы я оказался сейчас хотя бы в гномьих шахтах, у меня был бы шанс протянуть несколько недель, а может, и месяцев. Даже лет, если бы повезло. Но этой Нитью правит пульс одной-единственной женщины, а она как раз торопится. Куда и зачем? Не знаю. Наверное, и не успею узнать.
И всё-таки почему я умираю? Была бы возможность поговорить с Мантией, все вопросы быстро бы добрались до нужных ответов. Но раз уж под рукой нет мудрых наставников, а тем паче советников, придётся поразмыслить самостоятельно. И, чтобы не терять ни минутки, следует начать с самого главного, ведь, пробираясь нехожеными тропками, я попросту рискую не успеть на встречу с Истиной.
Что у нас главное?
Понять, как умирают драконы.
Насколько могу судить по собственным воспоминаниям и всему, что успел узнать, мои родичи исчезают из мира только насильственным путём. То бишь, когда их убивают. В случае моей матери смерть тоже была хоть известной наперёд и выбранной сознательно, но осуществлённой всё же чужими руками. Моими, в ту пору безмозглыми и беспомощными, но одновременно и беспощадными. Правда, совершить убийство мне удалось лишь потому, что мать не стала избегать смертельного удара, а она, в отличие от преждевременно упокоенного мной же супруга Тилирит, прекрасно знала: с Разрушителем нет смысла затевать дуэль, потому что надёжнее самому рассеяться прахом. И притом — остаться в живых.
Чтобы убить дракона, нужно уничтожить воплощённый сгусток его сознания, то, что я, к примеру, могу видеть обычным зрением, с чем могу разговаривать и что могу потрогать. Всё свободное от общения с другими живыми существами время сознание Повелителя Небес равномерно распределено по узлам участка Гобелена, который составляет драконью плоть, и в таком состоянии уничтожение представляется несколько затруднительным, потому что придётся выжигать Нити одну за другой, чтобы наверняка получить желаемый результат, ведь иначе дракон будет попросту переносить свою суть с места на место.
Хм. Похоже, именно на этом свойстве и построена Пустотная сфера. Она отделяет основную часть сознания от плоти, одновременно пресекая обмен Силой, что и приводит к неизбежной скорой гибели. Дракон, оторванный от своего мира, умирает. Но если я по рождению дракон, значит, причина моей смерти... Та же?!
Чего я оказался лишён, когда в позвоночник вонзились иглы серебряного предателя? Не чувствую связи с Пустотой, не могу до неё дотянуться или докричаться. Пустота... Мой собственный мир? А почему бы и нет? Чем он хуже любого другого? И, в отличие от плоти драконов, у моего мира нет никаких границ. Вообще. Я бывал на многих землях, и в любом их уголке язычки Пустоты жадно слизывали ворсинки окружающих меня Нитей. Может быть, потому, что...
