– Мария, Люсьен Говард – граф, чистокровный аристократ, занимающий очень высокое положение в английском обществе. В любом случае я стала бы для него всего лишь обузой и поводом для стыда. Но отныне я ему просто омерзительна, поэтому говорить тут не о чем.
Антония не стала упоминать о том, что после рождения Росса тело ее тоже изменилось. Теперь она больше не юная красавица. За прошедшие четыре года она превратилась в зрелую, битую жизнью женщину.
– Росс…
Ее сын. Стоило произнести вслух его имя, и сердце пронзила такая острая боль, что Антония бессильно рухнула на стул. Нет, плакать она не станет. Все слезы уже давно выплаканы, и отныне Люсьен Говард для нее никто.
Только глупая гордость могла заставить Антонию поверить, что Люсьен приехал спасти ее, подарить ей свою любовь, заключить в объятия, прижать к себе и оградить от всех бед и невзгод. Что за нелепая идея! В бордель Люсьен пожаловал только за тем, чтобы провести часок в постели профессиональной жрицы любви. К тому же Люсьен уже несколько лет как женат, хотя в тот вечер Антония не заметила на его руке кольца.
Нет, еще одного предательства от мужчины, которого всегда считала честным и благородным, Антония не выдержит. Нельзя подпускать его слишком близко. Так будет лучше для них обоих. Оставалось только молиться, чтобы Люсьену надоело ждать и он покинул Мадрид.
Французский солдат крепко спал и в ближайшее время проснуться не должен был. Антония позаботилась об этом, угостив его щедрой дозой лауданума. Элоиза, одна из самых юных девушек в заведении, лежала, прижавшись к нему, чтобы в случае чего сразу отвлечь француза и дать Антонии шанс уйти. А между тем Антония зашла за занавеску, отгораживающую угол комнаты. Там висела его одежда. Антония принялась рыться в карманах.
До чего легко усыпить бдительность этих юнцов! – думала Антония. Достаточно позволить им лишь несколько вольностей да почаще произносить тосты за страну, короля и великую французскую империю, которая, как они считают, скоро будет править всем миром.
Единственное, что Антонии удалось обнаружить в карманах мундира, – была коротенькая записка на клочке бумаги. Текст был зашифрован. Антонии уже приходилось видеть подобные послания. Военные часто пользовались кодом, чтобы их секреты не смог узнать никто, кроме адресата.
Сев за туалетный столик, Антония добросовестно перерисовала непонятные значки. Убедившись, что нигде не напутала, Антония удовлетворенно кивнула. Без сомнения, англичане щедро заплатят за эти сведения. Вложив листок с переписанным текстом в свою записную книжку, Антония заперла ее в потайном ящике стола. Потом вернула записку в тот же карман, из которого ее выудила, и жестом показала Элоизе, что обыск закончен. А когда молодой француз проснется…
Но тут дверь резко распахнулась, ударилась о стену и криво повисла на перекосившихся петлях. Снизу доносились плач и крики. В спальню ворвалась целая группа французских солдат.
– А ну, иди сюда, шлюха! – крикнул Элоизе мужчина, который, похоже, был в этой группе главным.
Та испуганно вскочила с постели и спряталась за спиной Антонии. Двое французов шагнули вперед. В одной прозрачной кружевной ночной сорочке, выставлявшей напоказ грудь, юная Элоиза выглядела особенно уязвимой и беззащитной.
– Не трогайте девушку, месье. Она просто наша рядовая… работница. Вам нужна я…
Офицер, который на вид был старше остальных, со всей силы ударил Антонию по лицу. Элоиза успела выбежать из комнаты.
– Вы правы. Нам действительно нужны вы, сеньора Антония Эррера де Салазар.
Офицер взглянул на обнаженного молодого солдата, крепко спящего в постели и даже не проснувшегося от поднявшегося шума. Через несколько секунд француз отыскал его одежду, достал зашифрованную записку и показал Антонии.
– Нам поступила информация, что вы шпионите в пользу англичан и используете это заведение в качестве прикрытия, чтобы добывать сведения у каждого незадачливого французского военного, которому посчастливилось заглянуть в ваш бордель. Судя по тому, как крепко спит этот несчастный, ему в вино подмешали снотворное. Значит, вот как вы работаете?
– Не понимаю, о чем вы? Какой шпионаж? – Антония попыталась одновременно изобразить и женскую ранимость, и глубокое недоумение. – Уверяю, единственное, чем я тут занимаюсь, – это дела моего заведения! Ну, а клиент просто перебрал и уснул…
– Попробуй его разбудить! – рявкнул офицер, обращаясь к одному из солдат. Спеша исполнить приказ, тот принялся с силой трясти спящего за плечи. Но тот не просыпался. Первый француз снова ударил Антонию. Когда его кулак врезался в ее переносицу, она услышала треск. Кажется, он сломал ей нос. Что ж, хотя бы не выбил зубы.
И тут в комнату торопливыми шагами вошла Мария, при помощи поднятой трости проложившая себе путь через собравшуюся в коридоре толпу.
– Оставьте эту женщину в покое! Ничего из того, в чем вы ее подозреваете, она не делала! Антония – добропорядочная…
Но кто-то оттолкнул Марию в сторону. Не удержавшись на ногах, она упала, ударилась об острый угол кирпичного камина и лежала, не шевелясь.
Антония застыла, потрясенно глядя на кровь, вытекавшую из головы старой женщины. Она хотела кинуться к Марии, обнять и прижать к себе ту, которая дала ей крышу над головой. Несколько лет назад она, одинокая, беременная и напуганная, получила помощь и поддержку только от этой доброй женщины.
Но стоило Антонии сделать шаг, как офицер кинулся к ней, достал из кобуры пистолет и рукояткой ударил ее по затылку.
Очнулась Антония в тюремной камере. Она была полностью обнажена. Было темно, она дрожала всем телом, но скорее от страха, чем от холода. Хотя тонкий слой соломы был явно недостаточной преградой между нею и земляным полом.
Мария убита. Эта часть жизни Антонии закончена. Ну, а про то, что случается с женщинами, которые попадают в лапы французов, она была премного наслышана. Большинство не возвращались, а те немногие, кому удавалось вырваться на свободу, вспоминали пережитое в ночных кошмарах. Война делала допустимыми вещи, неприемлемые в мирное время. Ну, а шпионке на милосердие рассчитывать и вовсе не приходилось. Наверняка французы уже обнаружили в спальне публичного дома переписанный текст зашифрованной записки. Впрочем, лауданум является достаточным доказательством ее вины.
Антония была уверена, что пока ее не изнасиловали. Голова раскалывалась от боли, нос мучительно ныл, и щеку сильно дергало, а в остальном… Антония принялась ощупывать себя руками, но более серьезных повреждений, чем разбитая и треснувшая нижняя губа, не обнаружила. Судя по тому, что в камере нельзя было ничего разглядеть на расстоянии вытянутой руки, была либо глубокая ночь, либо очень раннее утро – ни один луч света не проникал внутрь сквозь металлическую решетку. Антония попыталась вырыть подкоп, но земля была твердой как камень. Вырыть здесь туннель не получится, к тому же надо экономить силы – ей предстоят тяжкие испытания, но она готова пострадать и погибнуть за свою страну. Да и что ей теперь делать, куда идти? Мария мертва, а все ее родные на небесах.
