– Алехандра потеряла сына. Нашего с ней ребенка. Твоего внука. При рождении она дала мальчику имя Росс. Но он появился на свет слишком рано и не мог выжить.
Слезы полились по щекам матери с новой силой. Люсьену стало почти жаль ее, однако он подавил это чувство. Гнев, который душил его всю дорогу до дома, был все еще слишком силен, и Люсьен не мог просто от него отмахнуться. Ему хотелось, чтобы мать испытала ту же боль, что и они с Алехандрой.
– Хочешь сказать, из-за моего письма… – Мать не договорила. Лицо ее было белым как мел.
И вдруг ярость Люсьена в один момент сменилась глубокой грустью, и ему сразу расхотелось осыпать ее суровыми обвинениями. Отвернувшись, он молча вышел и направился в библиотеку. Алехандра сидела в кресле у камина, хотя в комнате было достаточно тепло. Должно быть, так на нее подействовал холодный прием.
Платье, которое Люсьен нашел для нее в магазине в Борнмуте, там смотрелось вполне прилично и уместно. В Лондоне же оно казалось слишком простым и старомодным. К тому же этот цвет совсем ей не шел – оранжевый в сочетании с рыжими, почти красными, волосами выглядел чересчур ярко.
– Твоя мать недовольна, что я приехала? Она была совсем не рада видеть нас вместе. Извини.
– Тебе вовсе не за что просить прощения. Такой уж у нее характер – ей нужно время, чтобы привыкнуть к незнакомому человеку. Не волнуйся, уже завтра мы отбываем в Линден-парк. Только нужно найти тебе компаньонку.
– Кого?
– В Англии не принято, чтобы молодая незамужняя женщина путешествовала одна с мужчиной. В таких случаях требуется сопровождающая – женщина постарше.
– Но мы уже почти две недели путешествуем вдвоем.
– Здесь по этому поводу разразился бы ужасный скандал, – возразил Люсьен. – Лучше никому об этом не рассказывать. – При этих словах Алехандра улыбнулась. – Поэтому с нами в Кент поедут мои тетушка и сестра Кристин. Думаю, позже к нам присоединится и матушка, но пока…
– Это ведь она отправила письмо, верно?
Люсьен кивнул.
– Понимаешь, ей приснилось, что я погибну в Испании, и она решила…
– Уберечь тебя от вреда. Понимаю. Что ж, в этом состоит долг матери – защищать и оберегать свое дитя.
Люсьен покачал головой:
– Нет, она повела себя самым недопустимым образом. Если бы мама с самого начала была со мной честна, я смог бы тебе помочь.
В первый раз с тех пор, как Люсьен разыскал ее в Мадриде, она шагнула вперед и сама первая коснулась его, осторожно, деликатно приложив палец к губам.
– Главное, что сейчас ты со мной. Мне этого вполне достаточно.
– Достаточно для чего?
– Просто достаточно, и все. В Англии я в безопасности, и ты рядом. Чего еще желать?
Он взял ее за руку и прижал к сердцу. До чего у Алехандры теплая миниатюрная ручка! Пульс на ее запястье бился быстро-быстро.
– Я уже ни в чем не уверена, Люсьен, – прошептала она, однако отстраняться не стала. – Не знаю, кто я и что со мной станет. Раньше думала, что знаю, но теперь… Твоя страна такая холодная и серая! Здесь я чувствую себя чужой. Не могу отделаться от мысли, что я для тебя обуза. Когда родился Росс, у меня было сильное кровотечение. Врач, который меня лечил, сказал, что… – Набрав полную грудь воздуха, Алехандра наконец решилась продолжить: – Возможно, у меня больше не будет детей. Никогда. – В зеленых глазах ясно читались стыд и печаль. – Так что твоя матушка права. От меня один вред… Я не смогла бы стать здесь своей, даже если бы захотела.
Люсьен собирался было возразить, но тут раздался звонок в дверь, а вслед за ним тишину нарушили громкие голоса.
– Где он?
– Где Люс?
Вскоре дверь библиотеки распахнулась настежь, и в комнату ворвались мужчина и две женщины. Первым делом Алехандра невольно отметила, что все трое были удивительно красивы, элегантно одеты, и каждое их движение выдает хорошо воспитанных английских аристократов. Эти люди тоже сразу обратили на нее внимание, пусть даже Алехандра скромно стояла в углу возле камина.
– Это вы Алехандра?
Высокий мужчина с бледно-зелеными глазами шагнул вперед первым. Он чуть прихрамывал и по манерам напоминал военного в отставке.
– О боже! Неужели Люсу все-таки удалось вас разыскать? Вот уж не думал, что это возможно.
Люсьен шагнул поближе к Алехандре.
– Алехандра Фернандес де Санто-Доминго, – представил ее Люсьен. – А это Дэниел Уайлд, граф Монтклифф, его супруга Аметиста и моя сестра Кристин Говард.
Обе женщины вежливо улыбнулись, однако выражения их лиц были слегка озадаченными.
– Очень приятно познакомиться, – произнесла Алехандра, надеясь, что от волнения не перепутает английские слова. Немало воды утекло с тех пор, как она говорила на этом языке с матушкой. Впрочем, сама Розалия тоже не владела английским в совершенстве.
Женщины вежливо кивнули, и Кристин спросила:
– Это вы выкрасили волосы моему брату в Галисии? Когда он поправился, сразу постриг их покороче, чтобы избавиться от черного цвета. Потом несколько недель ходил как пугало огородное.
– Пугало?..
Это хорошее слово или плохое? Комплимент или издевка?
– Espantapájaros, – поспешно перевел Люсьен на ее родной испанский. Здесь, в этой чисто английской библиотеке, иностранное слово прозвучало чужеродно. Пока Люсьен разговаривал с матерью, Алехандра успела от нечего делать осмотреть все полки и не нашла ни одного испанского названия на корешке.
– Это чтобы защитить, – объяснила Алехандра и почувствовала, что фраза получилась корявой.
Дэниел Уайлд шагнул вперед и произнес:
– Что ж, мы очень вам благодарны, Алехандра, за то, что спасли Люсьену жизнь и помогли вернуться домой. Он мой лучший друг, и без него…
– Для меня это честь. Он мне тоже помог – спас от французов. Да, он хороший человек.
«О боже, только бы они меня поняли – хотя бы приблизительно!» – мысленно взмолилась Алехандра. Por favor, que me entiendan
[7].
Тем временем Кристин Говард потянулась и взяла Алехандру под руку. Улыбка ее была теплой и дружелюбной.
– У вас есть с собой какая-нибудь другая одежда? Боюсь, мой брат обеспечил вас не слишком роскошным нарядом.
– Роскошным?.. – Этого слова Алехандра и вовсе не знала, поэтому беспомощно посмотрела на Люсьена.
И снова ему пришлось переводить для нее.
– Только не рассказывай им про бриджи и мужскую рубашку, которые лежат в сумке, – пошутил Люсьен снова на испанском, чтобы никто, кроме нее, ничего не понял. – Иначе Кристин мне житья не даст.
