Калли постаралась скрыть замешательство.
– Так как библиотека в западном крыле дома, – поспешила на помощь экономка, – возможно, сейчас там прохладнее.
Калли молча кивнула. Ей пришлось положиться на Гидеона, который повел ее в нужном направлении. Он здесь вырос, в отличие от нее, но если ему предстоит здесь жить, значит, и ей пора привыкать, решила она про себя. Нужно взять себя в руки. Она очень жалела, что видела, как другая женщина выходит из его спальни в тот ужасный день в Уиллоуби-Мэнор. Она невольно задышала чаще, вспоминая свой ужас, когда увидела, как Сесили Уиллоуби, сонная, взъерошенная, расплываясь в довольной кошачьей улыбке, закрывает за собой дверь его спальни! Калли прекрасно понимала, что падчерица ее матери не желала видеть Калли в своем доме, но соблазнять ее мужа, чтобы достичь цели, – это уж чересчур!
– Я не хочу тебя мучить. Тебе, наверное, трудно сидеть со всеми за столом после утомительной поездки… и прочего, что тебе пришлось вынести в последнее время, – сказал Гидеон. – Если хочешь, тебе подадут чай наверху, отдельно.
– Не нужно, Гидеон. Ты ведь помнишь, что со мной никогда не носились, как с инвалидом, – проговорила Калли более раздраженно, чем собиралась. Ее приводили в замешательство новая жизнь… и собственные чувства по отношению к нему. – Я почти десять лет день за днем давала уроки целому выводку девочек и могу тебя заверить, что вполне способна проехать двадцать миль, а затем познакомиться со слугами его светлости и не упасть в обморок! Надеюсь, что я сумею провести на ногах остаток дня, никому не создавая трудностей.
– В таком случае простите меня, но я ненадолго вас оставлю. Поищу своих собак, – сказал лорд Лорейн. – Дорогая моя, вы ведь не против моей своры? – спросил он, как будто Калли имела право одобрять или не одобрять присутствие собак в доме.
– У тетки в доме животных не было, но я всегда хотела собаку, милорд.
– Рад слышать, – ответил старик и вышел, собираясь возобновить прерванные утренние дела.
– Гидеон, я вовсе не собиралась грубить, – поспешила объясниться она, не дожидаясь, чтобы он воспользовался уходом его светлости как предлогом, чтобы тоже удалиться, – и в обморок я больше не упаду.
Гидеон напустил на себя невозмутимый вид, поскольку присланные Крэддоком два лакея и горничная принесли поднос с чайником и чашками. А таким количеством закусок, которые приготовила кухарка, можно было накормить небольшую армию.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты так волновался.
– Это так редко случается. – Он широко улыбнулся, и она невольно дернулась и пролила чай.
– Ну вот. Видишь, что из-за тебя случилось?
– А что такого?
– Ах, Гидеон, сейчас мы ведем себя как старые супруги! – И почему язык подводит ее в самые неподходящие моменты?
– Мы и есть старые супруги – точнее, должны ими быть. – Он тряхнул густой темной шевелюрой, и его улыбка увяла, сменившись задумчивым выражением. Гидеон перевел взгляд на старые шкатулки, которые он приказал внести в библиотеку раньше.
По правде говоря, Калли понятия не имела, как ведут себя старые супруги. К тому времени, как она вошла в сознательный возраст, обе ее бабушки уже умерли, а семейную жизнь ее тетки никто не назвал бы ни счастливой, ни гармоничной.
– Надо будет когда-нибудь взглянуть на наши письма… – проговорила она, проследив за его взглядом и увидев, как он хмурится, думая об упущенных возможностях и одиночестве, причиной которого стали украденные послания.
– Не сейчас, – не сразу ответил Гидеон. – По-моему, мы оба еще не готовы.
– Нельзя откладывать это надолго, иначе получится, что она победила, – предупредила Калли.
– Подождем день-другой, немного привыкнем к нашему теперешнему положению. Калли, все равно разница небольшая, и я еще не готов хладнокровно отнестись к ее подлости…
* * *
Гидеон с трудом удержался от того, чтобы не стукнуть кулаком по ближней стене; он распрямил пальцы, не успев нанести серьезного ущерба штукатурке и безмятежности жены. В нем бушевала такая ярость, что он не мог спокойно стоять на месте. Он шагал туда-сюда и смотрел в окно, дожидаясь, пока не пройдет приступ ярости. Осознание чудовищности того, что натворила Серафина Бартл, снова нахлынуло на него, и перед глазами встала красная пелена, угрожая лишить его остатков самообладания. Он столько лет провел вдали от жены, вдали от нормальной семейной жизни и родни – правда, родни относительной. Да, официально он назывался Лорейном, хотя на самом деле не имел на это никаких прав.
– Мне нужно было самому выяснить, почему ты не отвечаешь, но я оказался настоящим трусом, – с трудом произнес он, когда гнев немного утих, сменившись досадой на самого себя. – Молодой дурак – самый опасный дурак на свете, верно?
– Не знаю, ведь когда-то и я была молодой дурочкой.
– Значит, мы оба виноваты… но мысли о прошлом сейчас никак не помогут тебе приспособиться к новой роли… не так ли, миледи?
– Сейчас мне кажется, что я никогда не стану хорошей хозяйкой в таком огромном доме. Я не ровня всяким твоим друзьям-лордам и их женам-аристократкам.
– Я тоже, не забывай. Меня нисколько не волнуют пышность и светская болтовня, – откровенно признался он. – Калли, я хочу одного: чтобы ко мне вернулась жена. Если ты решишь, что сможешь снова быть моей женой, все хорошо, и твой дед обрадуется. И знай: я не рассчитывал, что Рейна достанется мне. Мы можем жить под любой крышей, где ты пожелаешь, лишь бы мы жили там вместе. – Гидеон замер. Вся его жизнь зависела от ее решения, и у него засосало под ложечкой из-за того, что она, возможно, по-прежнему считает мысль о браке с ним ужасной.
– Не думаю, что мы можем отказаться от такого наследства, верно? – медленно проговорила она. По крайней мере, она не ответила ему энергичным отказом и не выбежала из комнаты, полная негодования.
– Если я и получаю здесь какие-то права, то только через тебя. Даже жаль, что я могу документально подтвердить: мой отец был сыном покойного виконта Фарензе, а не сэра Уэндовера Лорейна. Правда, если бы можно было доказать обратное, Уэндовер непременно сделал бы это много лет назад. Все разговоры о том, что он давно понял, кто такой его младший сын на самом деле, только не хотел унижаться отречением от бастарда Виржила Уинтерли, велись им с целью сохранить лицо. Он бы отрекся от меня во мгновение ока, получи он малейшее доказательство своей слепоты. Подумать только – он ничего не подозревал, пока не стало слишком поздно!
– Я всегда считала твою бабку довольно коварной особой, способной соблазнить школьника. Лорд Фарензе был слишком молод, чтобы самому начать интрижку с женщиной, которая по возрасту годилась ему в матери, – заметила Калл и.
– Верно, но сэр Уэндовер был грубияном, который часто распускал руки. На мой взгляд, он дал своей жене все основания изменить ему, но не дал возможностей. Наблюдая, как летом по Рейне бегает юный красавец, она, должно быть, впала в искушение завести такого любовника, о котором не подозревал бы даже муж… По словам дядюшки, она и в зрелом возрасте считалась редкостной красоткой. Если она решила соблазнить моего деда, он никак не мог устоять; для такого шага ему не хватало ни силы духа, ни зрелости. С другой стороны, ее сын ни в чем не был виноват! Она открыла моему отцу глаза на его происхождение, когда он еще не стал взрослым мужчиной. Ничего удивительного, что после такого удара он так и не оправился!
