Не успела она оглянуться, как стояла перед ним полуобнаженная. Краткий миг сомнения – что-то он слишком ловко раздевает ее, – но потом она перестала сомневаться в нем; призвала на помощь веру в него и приказала себе не подводить их на этот раз. Расстегивая на нем сюртук и жилет так же сосредоточенно, как он расстегивал на ней платье, она решила, что сейчас им требуются только пыл и желание. Ну вот, достаточно пожатия плеч, и он сбросил с себя то и другое; с галстуком и сорочкой можно разобраться позже. И вот к ее коже прикасаются его ладони, они охватили ее груди; затем он опустил голову, чтобы более пристально исследовать их языком и губами, и она застонала от удовольствия.
Она очень радовалась тому, что стала пышнее, чем была в семнадцать лет. Груди бесстыдно приподнялись от его прикосновения; затем он приник горячими губами к ее набухшему, отвердевшему соску и провел языком по его краю, втянул его в себя… Она услышала, как стонет от удовольствия и желания. Ее обдало жаром, она таяла от его прикосновений и, извиваясь, прижималась к нему теснее. Он продолжал ласкать ее языком, все сильнее заводя ее и заводясь сам. Она прижала к себе его голову и громко застонала от удовольствия, и желание внутри выросло до таких размеров, что угрожало затопить их обоих с головой.
– Любимый, мне нужно больше. Я уже настолько готова, что растаю, если ты не возьмешь меня сейчас же, – прошептала она, проводя дрожащими пальцами по его волосам. Она гладила его, вспоминая своего взъерошенного молодого любовника, и ненадолго ощутила радость от того, что теперь он принадлежит только ей.
– Ты и не представляешь, насколько готов я, – прошептал он и то ли рассмеялся, то ли застонал в ответ.
– По-моему, представляю. – Она крепко прижалась к нему всем телом, ощутила, насколько выросло и отвердело его мужское достоинство, и наградила его широкой самодовольной улыбкой.
– Ведьма! – прошептал он, с трудом выпрямляясь, чтобы оглядеть ее. Он понял, что она так же нетерпеливо, как и он, ждет, когда же он впервые за столько лет окажется в ней. – Сейчас, сейчас, моя Каллиопа! – тихо проговорил он, понимая, почему она вдруг ощутила острую печаль, несмотря на то что радость от соединения с ним была так близка.
– Я так скучала по тебе, любимый! – призналась она, прижимая его голову к своей груди.
Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы убедить ее понемногу принимать его в себя, не поддаться желанию проделать все стремительно. Ей казалось, что он отчаянно борется с собой, напрягая все мышцы.
– Ты всегда в моих мыслях и в моем сердце, любимая, – сказал он, когда наконец вошел в нее.
Сначала ей было немного страшно, ведь она забыла свои прежние ощущения. Но вскоре вернулась уверенность, и они начали ритмичный танец, свидетельствующий о самой глубокой интимной близости.
– Верь нам, Калли, – просил он, когда она задыхалась от страсти, глядя на любимого затуманенными глазами.
– Верю, – сказала она и, заглянув ему в глаза, показала, что это правда; она расслабилась, все глубже впуская его в себя.
– Любимая! – выдохнул он.
Ненадолго ей стало грустно – сколько же времени они потратили впустую! Потом она решила жить здесь и сейчас, в прекрасном настоящем. Они старались наверстать все упущенные годы. Она ощущала, каких усилий ему стоило сдерживаться; его ягодицы напряглись под ее прикосновением, дыхание стало прерывистым. Исследуя его узкую талию и атласную кожу над тугими мускулами, она провела ладонями к спине, под рубашку, от которой им так и не удалось избавиться; ладони скользнули выше, она ухватила пальцами твердый мужской сосок и потеребила его сквозь тонкую материю. Ее уловка сработала, и она возликовала, когда что-то в нем надломилось и он схватил ее тонкую талию и вонзился в нее так глубоко, что наконец очутился там, где нужно, целиком. Она наслаждалась его близостью. Потом он привстал, не выпуская ее. Она не успела понять, что он делает, как он вышел из нее почти до конца, чтобы тут же снова глубоко войти, из-за чего она вынуждена была обхватить ногами его узкую талию. Она подгоняла его: быстрее! глубже! Наконец она поверила в то, что они в самом деле снова занимаются любовью. Она дрожала всем телом и готова была умолять его не останавливаться, чтобы он делал то же самое снова и снова. Ее затопили волны абсолютного наслаждения – она помнила, что так было раньше, но сейчас это наслаждение превосходило все, что было прежде, даже на вершине их юношеской любви. В тот же миг она изогнулась и застонала. Вскоре она почувствовала, как он улетает вместе с ней, как будто больше не мог сдерживаться.
Мир был создан только для них двоих. Они тяжело дышали и двигались в унисон, нежно прикасались друг к другу, как будто поделили пополам жар, огонь и все чудесные ощущения, как будто их сердца и мысли слились воедино. Она забылась в экстазе. К жару, наслаждению и радости примешались абсолютное удовлетворение и опьяняющий покой.
Изысканное удовольствие… Она была ошеломлена, испытав подобную бурю эмоций после стольких лет засухи. Вместе с тем ощущения казались новыми, как будто прежде они не добирались до таких высот. Калли еще ощущала внутри толчки удовольствия, ее тело сотрясалось, и она прижалась к нему, чтобы медленнее остывать. Они оба нежились в тепле и блаженстве, потому что снова были вместе. Когда-то они стремились превзойти друг друга в ласковых словах и обещаниях. Смеясь, они состязались, кто придумает больше ласкательных имен, кто вспомнит самые лучшие стихи, которые можно шептать на ухо возлюбленному. Сейчас они остановились, вспомнив годы, прожитые врозь. Оказалось, что, несмотря ни на что, они немного робеют.
– Значит, в последние годы ты немного времени провел в кабинете за пыльными томами законов? – то ли спросила, то ли заметила Калли, ощупывая пальцами его мощные бицепсы под загорелой, постепенно остывающей кожей. Она провела ладонью по прилипшей к его телу льняной рубашке и сокрушенно покачала головой. – И ты до сих пор не снял проклятую рубашку! – Она надеялась, что он не обидится, поймет, что она шутит.
– Моя жена так соскучилась по мне, что не дала мне времени на всякие мелочи, – довольным тоном протянул он.
– Твоей жене кажется, что ей пора осмотреть тело, которым ты так гордишься, во всех подробностях, – торжественно произнесла она и сдернула рубашку, затем села на него верхом и залюбовалась им.
– Теперь твой муж может глазеть и глазеть на голую жену много часов без конца, если только она ему позволит, – хрипло ответил он, стараясь распутать свой галстук.
– Так как сейчас разгар лета и лежать голышом не холодно, я с тобой вполне согласна, – ответила она с самодовольной улыбкой, радуясь, что лежит с ним на этой широкой кровати и впереди у них долгие часы, когда они будут смотреть друг на друга, ощущать друг друга, трогать друг друга и упиваться друг другом хоть до конца дня.
– Может быть, и нет, – хрипло ответил он, и она рассмеялась, видя, как он снова возбудился только из-за того, что смотрел на нее. Простыня над его мужским достоинством поднялась, хотя еще несколько секунд назад оба готовы были ручаться, что такое невозможно.
