– Да, но по любви.
В его душе шевельнулось некое подобие жалости, но он не хотел внушать Галиле ложные надежды.
– Да, признаю, я никогда не предложу вам это и не потребую от вас этого. Я считаю, что это чувство так же разрушительно и враждебно реальности, как и алкоголь.
Галила распахнула глаза.
– Вы были влюблены?
– Нет. Но нет нужды пить алкоголь, чтобы понять, насколько он вреден и что его следует избегать.
Она слегка вздрогнула и опустила ресницы.
– Это не значит, что у нас не может быть счастливого брака. Реалистичные ожидания, как минимум, гарантируют, что мы не будем разочарованы, – добавил Карим.
– Вы правда так думаете? – Галила взяла кубик сыра. – Потому что проблема не в том, что вы меня не любите. Проблема в том, что я хотела выбрать себе мужа, а не получить навязанного. Я хотела видеть черты своего мужа в детях, которых рожу. Конечно, если я рожу от вас детей, я буду любить их, но я не хочу от вас детей.
Почему-то это замечание его больно укололо. Но почему?
– Между тем вы ожидаете, что я пожертвую своей свободой, чтобы облегчить вам заключение нескольких договоров с новым шейхом Халии. Два самых важных решения в жизни любой женщины – за кого она выйдет замуж и будет ли она иметь детей. Вы собираетесь принять оба этих решения за меня. Это нечестно.
– Как я уже сказал, мы можем обсудить вопрос о детях.
Он же не монстр. Он, например, уже согласился, что они могут повременить с сексом, разве нет?
– То есть вы все-таки рассчитываете, что я соглашусь родить вам детей, – сказала она со страхом в голосе. – Вы хотите получить от этого брака все, а я не получаю ничего. На самом деле я все теряю. И вы ожидаете, что я не буду разочарована? Вы слишком многого хотите от меня, Карим.
Глава 4
– Я могу подарить тебе наслаждение.
Ветер стих, фонарь погас, из соседнего шатра доносился звук ребаба
[2].
Галила свернула небольшой ковер, положила его посередине постели и спросила Карима, какую сторону он предпочитает.
– Во всем, что происходит в нашей брачной постели, я оставляю право выбора за тобой, – ответил он.
Галила была одновременно взволнована и напугана этим обещанием. Не слишком ли большая ответственность для девушки, которая так мало знает о том, что происходит в брачной постели?
И вот теперь они лежат в абсолютной темноте, разделенные свернутым в рулон ковриком, и он говорит ей, что может научить ее наслаждению.
Она хотела ответить ему что-то циничное, но не могла найти слов, не говоря уже о том, что у нее пересохли язык и губы.
– Ты не спишь? – спросил он очень тихо.
– Нет.
Наверное, ей надо было промолчать. Пусть бы думал, что она не расслышала его слов. Но у нее было тяжело на сердце. Она лежала без сна и мучительно желала вернуться на тридцать часов назад, на свадьбу своего брата, и не выпить там ни одного глотка бренди.
Тишина и темнота были наполнены ожиданием.
– Я и сама могу подарить себе наслаждение, – неожиданно выпалила Галила, радуясь, что в темноте Карим не видит ее покрасневшего лица.
Она могла поклясться, что слышит, как он улыбнулся.
– Я никогда не думал, что из нас с тобой выйдет хорошая пара, хотя мои советники постоянно предлагали мне обратить на тебя внимание. Мне казалось, что ты инфантильная, избалованная и поверхностная.
– Ты уверен, что ты сам не девственник? Как-то пока мало наслаждения, от таких-то комментариев.
Она повернулась к нему спиной и крепко сомкнула веки, натянув одеяло до самого подбородка.
– Пока никто не жаловался, – ответил Карим таким тоном, будто только что сделал это удивительное открытие, и растерялся.
Она вздохнула.
– Если ты хочешь меня из-за моей внешности – это ничуть не лучше, чем хотеть меня из политических соображений.
– Я не собирался свататься к тебе, когда пришел на свадьбу. И я не стал бы тебя целовать, если бы ты не сделала это первой. Но когда мы…
– Карим… – Она была благодарна темноте за то, что он не видел унижения, отразившегося на ее лице. – Я помню, что я сделала первый шаг. Я помню, что ты был гораздо холоднее, чем я. Ты был таким… отстраненным. Мое тело полностью подчиняется тебе, а у меня такой власти над тобой нет.
Он зашевелился, теперь она слышала его голос над собой. Наверное, он оперся на локоть.
– Ты предпочла бы, чтобы я потерял контроль и занялся с тобой любовью прямо у дворцовой стены?
– Я предпочла бы, чтобы ты меня не использовал!
– Я тоже даю тебе право использовать меня. Я остановлюсь, как только ты скажешь.
– Не пытайся уверить меня, что ты настолько прост. Или щедр. Ты заведешь меня, а потом скажешь: «Почему бы нам не пойти до конца? Это первое мое родео, ковбой.
– Обещаю, я не буду настаивать. Не бойся.
– Хорошо, – заявила она внезапно. Раз он считает ее избалованной и капризной, она такой и будет. – Докажи мне, что в этом браке у меня будет хоть какая-то радость. Подари мне наслаждение, которое обещал.
Тишина. Ни комплиментов, ни указаний. Он даже не пошевельнулся.
Она повернулась, протянула руку и наткнулась на шелковую кисточку. Коврик все еще лежал между ними. Галиле казалось, что Карим все еще нависает над ней, опираясь на руку, но было слишком темно, и она ничего не могла различить.
Шелковая кисточка вдруг куда-то исчезла, и она почувствовала его пальцы на своей руке.
Галила не знала, что делать. Отодвинуться? Позволить ему продолжить? Она была взвинченна. Но заинтригована. И еще зла. И разочарована, как никогда в жизни.
Он взял ее ладонь и прикоснулся к ней губами. Мягкие усы нежно ласкали ее кожу.
– Дело не в твоей внешности, Галила, – сказал он, щекоча дыханием ее руку. – Вот сейчас я не вижу тебя. Дело в том, как мы друг друга чувствуем.
– Что ты чувствуешь?
Он вздохнул, горячее дыхание обдало ее ладонь.
– Я покажу тебе, если ты позволишь, – ответил Карим.
Влажные губы двинулись по ладони к ее запястью, он коснулся горячим языком того места, где бился пульс, и она задохнулась от волны возбуждения, прокатившейся по всему телу. Галила почувствовала судорогу внизу живота, боль в затвердевших сосках и беспомощное рыдание в своем горле. А ведь он всего лишь коснулся ее руки.
– Как ты делаешь это со мной?
– Что я делаю? Скажи мне. Я тебя не вижу.
