Естественно, отказать Брусилову я не мог. Наоборот, сам предложил разнообразить это чаепитие, заявив:
– С удовольствием, Алексей Алексеевич. Я тут захватил из Петрограда вкуснейшие пряники и с большим удовольствием вас ими угощу. Сверток с ними хранится у моего денщика. Пока будет греться самовар, схожу, принесу эту вкуснотищу.
Брусилов согласно кивнул, и я направился за обещанной столичной вкуснятиной. Когда вернулся с пакетом в кабинет командующего фронта, там был и его начальник штаба Клембовский. Он тоже принял участие в чаепитии. Это было хорошо, так как сняло то напряжение, которое я испытывал, разговаривая с такой исторической личностью, как Брусилов. В процессе чаепития Алексея Алексеевича потянуло на воспоминания. И как я понял, своими воспоминаниями о недавнем наступлении он очень тонко и ненавязчиво поучал великого князя, как следует поступать при отражении контратак неприятеля. А говорил он действительно интересные вещи, которые для меня были удивительны. Не ожидал я, что в это время уже применялась такая вещь, как аэрофотосъемка. Клембовский иногда тоже вступал в разговор, поясняя цифрами некоторые воспоминания командующего фронтом. А Брусилов несколько монотонно, изредка отхлебывая чай, негромким голосом говорил:
– Успеху наступления фронта способствовала огромная работа, которую провела наша разведка. Выяснилось, что немцы сняли с нашего фронта несколько своих дивизий для переброски их на французский фронт. В свою очередь австрийцы, надеясь на свои значительно укрепленные позиции, также перебросили несколько дивизий на итальянский фронт в расчете, что мы больше не способны к наступлению, они же в течение этого лета раздавят итальянскую армию. Действительно, в начале мая на итальянском фронте они перешли в решительное успешное наступление. По совокупности собранных нами сведений мы считали, что перед нами находятся австро-германцы силою в 450 тысяч винтовок и 30 тысяч сабель. Преимущество противника над нами состояло в том, что его артиллерия была более многочисленна по сравнению с нашей. В особенности тяжелой. И, кроме того, пулеметов у него было несравнимо больше, чем у нас. Агентурная разведка, кроме того, сообщила нам, что в тылу у неприятеля резервов почти нет и что подкреплений к нему не подвозится. В свою очередь воздушная разведка с самолетов сфотографировала все неприятельские укрепленные позиции, как ее боевой линии, так и лежавшие в тылу. Эти фотографические снимки с помощью проекционного фонаря разворачивались в план и помещались на карте; фотографическим путем эти карты легко доводились до желаемого масштаба. Мною было приказано во всех армиях иметь планы в 250 саженей в дюйме с точным нанесением на них всех неприятельских позиций. Все офицеры и начальствующие лица из нижних чинов снабжались подобными планами своего участка.
Брусилов, глянув на меня, внимательно слушавшего эти откровения, продолжил:
– Очевидно, что осуществление прорыва таких сильных, столь основательно укрепленных позиций противника было почти невероятным. Все это мне было хорошо известно, и я отлично понимал всю затруднительность атаки. Но я был уверен, что все же есть возможность вполне успешно прорывать фронт и при таких тяжелых условиях. Я уже говорил об одном из главных условий успеха атаки – об элементе внезапности. И для сего мною было приказано подготовлять плацдармы для атаки не на одном каком-нибудь участке, a по всему фронту всех вверенных мне армий. Дабы противник никак не мог догадаться, где будет он атакован, и не мог собрать сильную войсковую группу для противодействия. Всякому понятно, что самые укрепления, как бы они ни были сильны, без надлежащей живой силы отбить атаку не могут, и в ослаблении неприятельских сил на моем фронте главным образом заключалась моя надежда на успех.
Чай в чашке Брусилова закончился, и, наверное, это заставило его прервать воспоминания о былом и сосредоточить свое сознание на настоящем. А в настоящем был я и нарастающая угроза ответных ударов противника. Вот Брусилов и спросил:
– Михаил Александрович, я понятно изложил определяющую причину в нашем успешном наступлении на противника?
– Так точно – главное условие успеха атаки элемент внезапности!
– Вот именно! В предстоящих боях для вашего корпуса это особенно важно. Если не будет элемента неожиданности, то атака на окопавшуюся пехоту противника закончится фатально даже для презирающих смерть кавалеристов. Преимущество в пулеметах и артиллерии так и осталось за австро-германцами. И следует обратить внимание на разведку и соблюдение секретности. Позаботьтесь о том, чтобы иметь планы с точным нанесением на них неприятельских позиций. Все офицеры и начальствующие лица из нижних чинов должны быть снабжены подобными планами своего участка атаки.
Да, точно, Брусилов начал вспоминать во время чаепития наступление фронта не просто так по потребности души, а ради того, чтобы дать указания командиру корпуса, как ему действовать. А то, что выбрал такую форму, то это из-за того, что командир корпуса великий князь и брат императора. Я хоть все это внимательно выслушал, в общем-то, командующий фронта говорил правильные вещи, но именно как командующий, отвечающий за громадный участок фронта. Свою задачу я видел не в том, чтобы контратакой смешать боевые порядки наступающих и заставить их остановиться, а в том, чтобы проколоть эти боевые порядки, выйти в глубокий тыл и уже там устроить неприятелю настоящую партизанскую войну. В стиле Ковпака, и туда добавить еще те идеи, которые усвоил, служа в армии XXI века. А наш командир, капитан Птичкин, был большой мастак устраивать во время маневров всевозможные каверзы условному противнику.
Сейчас, конечно, война другая, линейная, можно сказать, со сплошным фронтом, но это и хорошо, противник не будет ожидать авантюрных действий небольшой группы кавалеристов. Можно сказать, я собирался действовать по-брусиловски, а сам автор этой тактики убеждал меня действовать в парадигме принятых правил военных действий. Проведения тщательной разведки, подготовки к удару и прочее, прочее. Как будто у меня будет время все это делать. А я думал, что корпусу придется исполнять роль пожарной команды на огромной линии соприкосновения с противником нескольких армий Юго-Западного фронта. И не усиливать их в качестве резерва, становясь второй линией обороны в местах, где противник атакует, а силой, которая кардинально может изменить ситуацию. Секретность и внезапность удара будут обеспечиваться автоматически. Даже я не знаю, где ударит противник, поэтому секретность направления нашей атаки – абсолютная. А внезапность будет обеспечена целями нашей атаки, стремительностью передвижения кавалерии и в общем-то незначительными силами, которые будут принимать участие в операции. Если прямо сказать, я был даже заинтересован, чтобы подразделение, против которого предпринят удар, отступило как можно дальше, а в идеале побежало бы в панике. Тогда щель, через которую можно пробиться в тыл противника, стала бы больше.
Мои размышления были прерваны Брусиловым, который опять начал вспоминать уже не о боях, а о предыстории весеннего наступления:
– Знаете, какой мой взгляд на порядок атаки противника? Он расходится довольно крупно с тем порядком, который, по примеру немцев, считается к этому моменту войны исключительно пригодным для прорыва фронта противника в позиционной войне. До начала этой войны считалось аксиомой, что атаковать противника с фронта (в полевой войне) почти невозможно ввиду силы огня; во всяком случае, такие лобовые удары требовали больших жертв и должны были дать мало результатов; решения боя следовало искать на флангах, сковав войска противника на фронте огнем, резервы же сосредоточивать на одном или на обоих флангах, в зависимости от обстановки, для производства атаки, а в случае полной удачи – и окружения. Однако когда полевая война вскоре перешла в позиционную и благодаря миллионным армиям вылилась в сплошной фронт от моря до моря, только что описанный способ действий оказался невозможным. И вот немцы под названием фланги и разными другими наименованиями применили такой способ действий, при котором атака в лоб должна была иметь успех, так как флангов ни у одного из противников не было ввиду сплошного фронта. Собиралась огромная артиллерийская группа разных калибров, до 12-дюймовых включительно, и сильные пехотные резервы, которые сосредоточивались на избранном для прорыва противника боевом участке. Подготовка такой атаки должна была начаться сильнейшим артиллерийским огнем, который должен был смести проволочные заграждения и уничтожить неприятельские укрепления с их защитниками. И затем атака пехоты, поддержанная артиллерийским огнем, должна была неизменно увенчаться успехом, то есть прорывом фронта, и в дальнейшем расширением прорванного фронта. Очевидно, противник должен был уходить с тех участков, которые не были атакованы. Такой способ действий в 1915 году дал полную победу австро-германцам над русской армией, отбросив нас далеко на восток; противник занял чуть ли не четверть европейской части России, захватил около двух миллионов пленных, несколько крепостей и неисчислимый военный материал разного рода. Вот я и боюсь, чтобы подобное не произошло на нашем фронте. Резервов практически нет, а со стороны противника все прибывают и прибывают немецкие дивизии, перебрасываемые с Западного фронта, и австрийские соединения, снятые с Итальянского театра военных действий. Не нужно быть провидцем, чтобы прийти к выводу, что вскоре противник начнет атаки на наши позиции. Так что готовьтесь, генерал, вскоре вашему корпусу придется затыкать дыры в нашей обороне.
