Как ни странно, этот эпизод из долговременной памяти Михаила расположил меня к нынешнему командиру «Дикой» дивизии. Захотелось повторить наше соревнование – я был уверен, что теперь-то я выиграю этот спор. Все-таки в армии я стрелял весьма неплохо, а в этом времени довольно много тренировался стрелять из своего кольта и из револьвера Нагана. Возникшее доброе отношение к Багратиону я выразил, как это было принято в дивизии. Не так, как это было принято по уставу, а обняв генерал-лейтенанта. Перед этим, конечно, была мысль, что это нарушение этикета, что командир корпуса не должен так вести себя с командиром дивизии. Но симпатия победила, к тому же мы с Багратионом носили одинаковые погоны – генерал-лейтенантов. А значит, к черту условности и то, что я принадлежу к дому Романовых. У Багратиона тоже нехилая родословная, да и фамилия громкая.
Мой жест стоящие чуть в отдалении многочисленные офицеры восприняли не просто нормально, а даже с одобрением, а сам Багратион был даже растроган. То есть получается, я инстинктивно сделал весьма правильную вещь. После ритуала приветствия, освященного горскими традициями, началась обстоятельная беседа с Дмитрием Петровичем. Начало разговора было стандартным – подлечили ли меня столичные доктора, расспросы о нападении на великого князя террористов и германского рейдерского отряда. Мои ответы уже стали для меня рутиной, я их повторял уже много раз, поэтому говорил даже не вдумываясь в слова. Думать начал, когда Багратион стал докладывать о положении в дивизии. В общем-то, многие вещи я уже слышал от Марата и Юзефовича, но все равно внимательно выслушал Багратиона. А затем неожиданно для генерал-лейтенанта спросил:
– Дмитрий Петрович, вы хорошо знаете историю войны 1812 года, рейды отряда Дениса Давыдова по французским тылам?
– Конечно, государь (именно так звали Михаила Александровича в дивизии).
– Так вот, нечто подобное предстоит совершить полкам Туземной дивизии.
И я повторил почти слово в слово то, что говорил начальнику штаба корпуса Юзефовичу. И опять сослался на распоряжение Брусилова. Авторитет командующего фронта подействовал и на Багратиона. Никаких сомнений в успехе этого, в общем-то, авантюрного предприятия он не высказал. Можно сказать, козырнул и ответил на это решение – будет сделано. Меня это вдохновило на развернутое разъяснение идеи рейдовых операций. Основное внимание уделил, каким образом подразделения будут попадать в тыл неприятеля.
Наш разговор прервался из-за появления адъютанта Багратиона. Спросив моего разрешения, он спросил у командира дивизии:
– Ваше высокоблагородие, может быть, сегодня отменить совещание командиров полков?
Вместо Багратиона ответил я:
– Ничего отменять не нужно, я тоже с удовольствием пообщаюсь с командирами полков.
Обращаясь уже к Багратиону, я спросил:
– Когда вы наметили провести совещание?
– В 20–00, то есть через сорок семь минут. Скоро прибудут командиры бригад и полков. Не желаете ли, государь, до того как офицеры прибудут, что-нибудь перекусить?
Я пожелал выпить чайку с какими-нибудь бутербродами и выпечкой. Дмитрий Петрович тут же отдал распоряжение адъютанту срочно все подготовить. Поручик козырнул, развернулся и кинулся выполнять поручение Багратиона. Ну а два генерал-лейтенанта неторопливо направились в кабинет командира дивизии. За то время, пока мы шли, я успел озадачить комдива распоряжением сформировать из всадников и офицеров дивизии сводный полк. Назначить командиром этого полка полковника Попова. Он и будет подбирать людей в этот полк. Что этим же вопросом будет заниматься Марат Алханов, я считал даже полезным. Пусть Марат составит список джигитов, которых он считает нужным зачислить в сводный полк, и я его сравню со списком, составленным Поповым. Если фамилии совпадают, то такого джигита нужно однозначно зачислять в этот полк. Если нет, то приоритет, конечно, будет за теми людьми, которых выберет Попов, но я тоже поучаствую в этом. Не то чтобы я не доверял Николаю Павловичу, но он слишком хорошо знал людей в дивизии и наверняка отберет в сводный полк самых лучших. А это приведет к потере дивизией боеспособности, а я этого не хотел. Поэтому собирался просмотреть список Попова и не просто ознакомиться, посоветоваться с тем же Багратионом на предмет, как повлияет на боеспособность дивизии откомандирование этих людей в сводный полк.
Совещание командиров бригад и полков в самом начале напоминало бенефис великого князя. Деловой разговор начался только через полчаса бурных выражений одобрения действиями Михаила Александровича в столице и во время недавнего нападения бандитов на автомобиль великого князя. Бекович-Черкасский, как я и думал, провел блестящую пиар-акцию по пропаганде героических действий великого князя среди офицеров дивизии. Даже серьезные, воюющие уже третий год офицеры были горды, что их бывший командир дивизии показал себя настоящим бойцом и героем. Через эти полчаса я понял, что задача гладкого вхождения в среду фронтовых офицеров, на которых я мог рассчитывать в дальнейшем, можно сказать, выполнена. И как говорил Кац – после того как у офицеров Туземной дивизии сложится впечатление, что в Петрограде великий князь проявил себя как настоящий мужчина, то примут они его всем сердцем и уже не будут обращать внимание на несоответствие нынешних привычек Михаила Александровича тем, которые имел генерал-лейтенант до отъезда в столицу. Была снята проблема, которая грызла мой мозг практически с момента вселения сущности технаря НИИ Мозга в тело Михаила Александровича. Что касается отсутствия навыков кавалериста, то теперь, после рассказов Бековича-Черкасского о том, как великий князь расправился с огромной бандой, напавшей на его автомобиль, ни один джигит не удивится тому, что командир корпуса предпочитает передвигаться на «Форде», а не на лошади. Теперь для всех джигитов «Форд» ассоциировался как боевая колесница великого князя. Передвигаться на ней было круче, чем на лучших кровей алхетинце. Сейчас каждый уважаемый воин дивизии поменял бы всех своих лошадей на подобный автомобиль.
Эти мысли скакали в голове, пока продолжались комплиментарные речи. А горцы умели говорить цветисто и образно, и как я заметил, в этом они начали соревноваться между собой. Говорили в основном только горцы, а такие офицеры, как полковник Попов, мнение которых меня очень интересовало, молчали, с интересом наблюдая за развернувшимся бенефисом великого князя. Но это было до того момента, когда я осознал, что теперь для большинства офицеров полностью ассоциируюсь с Михаилом Александровичем. Вот я и стал им, и, как настоящий великий князь, гаркнул:
– Прекратить балаган, это вам совещание командиров бригад и полков, а не бенефис великого князя. Вскоре предстоят жесточайшие бои с настоящим, хорошо обученным противником, а вы тут о победах над какими-то бандитами говорите!
Базар прекратился, и началось серьезное обсуждение подготовки подразделений дивизии к предстоящим боям. И теперь основную скрипку играли не говоруны, прославляющие геройства великого князя, а те офицеры, которые раньше молчали и не пытались выглядеть красиво перед Михаилом. А я с интересом слушал, чем дышит армия осенью 1916 года – какие трудности испытывают командиры полков и как собираются их преодолевать. После высказываний офицеров вниманием присутствующих опять завладел я, начав рассказывать о плане противоборства неизбежным ударам противника по позициям наших частей. И сославшись на указания командующего фронтом, поставил перед командирами задачу подготовки их подразделений к рейдовым действиям в тылу у противника. Затем, наверное, в течение получаса отвечал на вопросы о том, каким образом эти подразделения окажутся в тылу у неприятеля. Вопросов, как действовать в австрийском тылу, ни у кого не возникло. Ясно было, что джигиты будут воевать, как обычно – быстрые перемещения с вырезанием попавшихся на глаза гуяров. Мои слова, что во время рейда пленных не брать, чтобы не копить балласта, были встречены с большим воодушевлением. Одним словом, дивизия была готова ринуться в задуманную мной рискованную авантюру. В отличие от многих частей Русской армии, солдаты которой устали от войны и даже под страхом расстрела не пошли бы в атаку. А джигиты готовы были рисковать своими жизнями.
