Невеселые мысли развеялись только после чашки кофе, сваренного Первухиным. Процесс приготовления этого напитка денщиком и прогнал тяжелые думы и хандру. Я специально пошел в кухню завтракать, чтобы не перемешать разложенные ночью на столе карты и сводки, переданные мне полковником Масленниковым. А понаблюдав за неловкими действиями денщика, развеселился. А когда выпил приготовленный с большим трудом и матюгами (четыре раза убегал из турки) кофе, то настроение повысилось. Я уже был готов действовать. Но как обычно бывает, действовать желание есть, а вот возможностей нет. Кроме мехгруппы, подразделений у меня не было, значит, для того, чтобы что-нибудь предпринять, нужно было ждать подхода перегнанных мною частей дивизии князя Бегильдеева. В любом случае, есть у меня силовая составляющая или нет, нужно было встретиться с Калединым и его начальником штаба.
Через час я встретился с командармом-8, и, что удивительно, наш разговор пошел не по тому сценарию, который я нарисовал в своем воображении. Я думал, Каледин назначит мне участок, где прибывшие подразделения корпуса должны будут контратаковать прорвавшиеся германские части, но разговор пошел совсем по другому поводу. Конечно, про отражение германского наступления, но не методом контратак, а такими же действиями, которые продемонстрировала 2-я бригада 9-й кавалерийской дивизии. Оказывается, ночью эта бригада проникла в тыл наступающих германских войск, завязала там бой, и как итог – немцы прекратили наступление и начали отводить свои войска на этом участке. Эффективность действий бригады была колоссальная. В результате ее действий одна германская дивизия была разбита, а другая, наступающая на этом же направлении, бросив тяжелое вооружение, буквально бежала на свои старые позиции. Каледин был восхищен действиями кавалеристов и просил меня ходатайствовать о награждении командира 2-й бригады – генерал-майора Мошнина – самой высокой наградой. Можно сказать, одним ударом бригада восстановила статус-кво 8-й армии.
Информация, полученная от Каледина, удивила, но не поразила меня. Удивила она целеустремленностью командира 2-й бригады Мошнина. Все-таки он сумел проскочить с людьми и лошадьми почти 150 верст, которые отделяли его бригаду от места прорыва в обороне 8-й армии. И инициатива воспользоваться для этого железной дорогой исходила от генерал-майора Мошнина. Я, наученный опытом передвижений по нынешней железной дороге, когда человек на лошади зачастую опережал железнодорожный состав, сомневался, что бригада окажется быстрее в расположении 8-й армии, чем если она будет двигаться своим ходом. Но генерал-майор Мошнин убедил меня, что сейчас по прифронтовой железной дороге движения практически нет, все семафоры открыты, и двигаться железнодорожным маршрутом получится гораздо быстрее, чем на лошадях. Тогда я подумал, что если и не быстрее, то лошади и люди вымотаются гораздо меньше, чем если бы к месту прорыва бригада добиралась своим ходом. А во время рейда, когда нужна быстрота, свежие, не уставшие лошади очень важны. Вот я и согласился с предложением генерал-майора Мошнина воспользоваться железной дорогой. И дал разрешение использовать приготовленные для перевозки зерна в Петроград вагоны и паровозы, предназначенные для блиндобронепоездов.
Да, я уже начал подготовку к отправке в Петроград зерна и других продуктов. По крайней мере, большие крытые вагоны, из которых можно было сформировать три эшелона, были подготовлены и стояли на запасных путях станции Житомир в ожидании, когда крестьяне повезут продавать свой урожай. С несколькими приказчиками, которые будут скупать зерно, я уже переговорил, даже выдал им аванс. В один выгон начали загружать продукты длительного хранения – семь бочек, заполненных соленым салом, несколько десятков бочек с квашеной капустой и немереное количество связок с вяленой азовской рыбой. Но ради того, чтобы остановить германские части. я решил наступить на горло своей песне. Если сейчас отобьемся без большого отступления, то я вполне успею набить несколько эшелонов первосортными малоросскими продуктами и отправить их в Петроград. Денег для этого я захватил достаточно, а если не будет хватать, возьму из кассы корпуса. Взять государственные деньги я считал допустимым – если сейчас не возьму, это государство погибнет. Родившемуся в этой реальности трудно предположить, глядя на заваленные продуктами малоросские базары, даже несмотря на войну, что уже в феврале в Петрограде начнутся голодные бунты. А я из истории это знал, поэтому готов был брать деньги из любых источников, чтобы не допустить этого, а соответственно и гражданской войны. Но безмерно денег я тратить не мог – слишком много было затратных задач, поэтому приходилось экономить. Вот даже срыв наступления германцев я рассматривал как экономию денег, предназначенных на продукты. А что? Если у противника наступление получится, то хитрые крестьяне припрячут продукты в ожидании плохих времен. Цены взлетят, и придется покупать продукты даже по этой стоимости. Делать нечего – революция выйдет еще дороже. Если же нам удастся нанести такие удары по германцам, что у неприятеля пропадет всякая охота атаковать русских, то крестьяне не будут задирать цен и постараются даже со скидками продать свои излишки такому оптовому покупателю, как великий князь. Так что проблемы закупки продовольствия и успешные действия против германских войск, по моему мнению, были взаимосвязаны. Вот я и пошел на то, что разрешил генерал-майору Мошнину использовать подготовленные для загрузки продуктов вагоны для переброски бригады к месту прорыва германских войск. И судя по результатам действий бригады, очень даже не зря.
По информации, озвученной генералом Калединым, бригада Мошнина, прибыла на станцию Цуканово на трех эшелонах, разгрузилась там и уже под вечер атаковала германцев, осаждающих один из опорных пунктов XXXI армейского корпуса Особой армии. Удар был нанесен по флангу германцев. Окопов и средств обороны там практически не было, поэтому конная лава быстро оказалась в тылу у немцев. Отсечной огонь артиллерией немцы начали слишком поздно. Лишь тогда, когда в прорыв, пробитый кавалерией, пошел обоз бригады. Результатом этого огня было попадание в две телеги бригады. Но за это германские артиллеристы были очень сильно наказаны. Кавалеристы добрались до двух батарей противника, вырезали артиллеристов и взорвали пушки. После чего пошли дальше в тыл германцев. Следующим объектом их атаки стал штаб германской дивизии.
Рассказ Каледина изобиловал деталями, а их мог знать только информированный офицер, участник этого боя, к которому стекается информация о действиях подразделений. Неужели сам Мошнин рассказывал генералу о той атаке? Но этого не может быть! По отданному мной приказу бригада должна углубиться в тыл неприятеля и начать там партизанские действия. Мошнин не тот человек, чтобы проигнорировать полученный приказ. Этот вопрос так меня взволновал, что я, нарушая субординацию, непроизвольно спросил:
– Господин генерал, вы так много знаете об атаке бригады, не иначе беседовали с генерал-майором Мошниным? Почему он все еще не доложился своему командиру корпуса?
– Да нет, Михаил Александрович, с Мошниным я не говорил. Он еще в тылу у неприятеля со своей бригадой. А сведения, которыми я располагаю, доложил мне офицер из моего штаба. Он участвовал в том бою и сейчас составляет письменный рапорт.
