Голос Рома был нервозным и напуганным. А еще здоровяк, не соизмеряя силу, хлестал Дима по щекам, отчего голова того болела ещё больше.
Ты меня убить решил? – прохрипел Дим, отпихивая лапы мех-десантника. Голос осип, каждое слово словно царапало глотку, причиняя боль.
Слава Богу, я дума… – тут Ром осёкся, внимательно вглядываясь в глаза Дима. – Что у тебя с глазами? Они красные!
Я только что установил сразу три инфокарты, чего ты хочешь? – Дим окончательно отпихнул стадвадцатикилограммовую няньку и уселся на корточки, солидно приложившись к пластиковой фляге. Пересохшее горло продолжало саднить.
Ты что, не знаешь? – Ром с сомнением посмотрел на приходящего в себя Дима и помахал в руках надорванной бумажной оберткой.
Не знаю – что?
Дим всё-таки умудрился выхватить из его рук оранжевый квадратик бумаги. Внутри, как и ожидалось, ничего не было. Точно такую же упаковку он встречал в офицерском сухпайке, и даже попробовал в первый раз, тогда, перед испытанием. Но белый кислый порошок оказался противной на вкус вещью, а потому без малейшего промедления был выброшен.
То есть, ты этого не знаешь? – неверяще раскрыл глаза здоровяк, а затем широко беззлобно улыбнулся.
Не знаю чего? – Дима откровенно бесила странная игра напарника.
Не торопи меня, дай это прочувствовать. Запомнить момент и ощущения. Впервые я знаю то, чего не знает дохрена умный Гражданин! – засмеялся он. – И не смотри на меня, не я это придумал. Можешь благодарить Теда Шадо за прозвище. Черт, как же был прав мех-майор!
Всё? Успокоился? У нас времени мало, выкладывай, чего я не знаю?
Ром Лерм ещё секунду помолчал, но видя, что тянуть время контрпродуктивно, заговорил.
Это – поливитамины! – неизвестно откуда он достал новый бумажный квадратик, еще не распечатанный. Надорвал его и высыпал на ладонь белый порошок. – Встречаются только в офицерском сухпайке, который положен лишь пилотам боевых ботов и других машин на нейроуправлении. Вот я и “закинулся” перед цереброинсталляцией, чтобы “откат” мягче прошел. Думал, ты знаешь.
Не знал, – Дим покачал головой.
Ром и правда не выглядел хоть сколько-нибудь измученным, после цереброинсталляции, чего нельзя было сказать о Диме. В очередной раз лопнули капилляры в белках глаз, а из-под носа он соскреб корку засохшей крови. На самом деле, наверное, стоит воздержаться от шоковых нагрузок для мозга, того и глядишь, дураком можно стать.
И что дальше? – Ром наконец посмотрел на Дима тем взглядом, которого тот ждал с самого начала их авантюры.
У нас мало сведений о диспозиции противника, – тут он запнулся, понимая, что еще вчера не знал таких терминов, но, что самое главное, Ром не переспросил его, а кивнул, соглашаясь. Значит, все понял и тоже усвоил материал офицерских инфокарт. – Нам нужен “язык”. Но, для начала, из низших сословий. Пропажа высокого чина может взбудоражить весь форт.
Чур за “языком” иду я! – сказал, как отрезал, Ром Лерм, – надоело сидеть в этой конуре и ходить мочиться в ногу бота!
Если честно, то Дим и не собирался идти добровольцем. При его весе, не дотягивающем даже до шестидесяти килограмм, захватить пленника и уж тем более привести его сюда, кажется физически невыполнимой задачей.
Облачись в тот в масккостюм. И не переусердствуй. Нам нужен источник знаний, а не труп. Для крови еще придет время.
Я знаю, что значит “взять языка”, – искренне улыбнулся Ром. – Бли-и-ин, я теперь знаю то же, что и настоящий разведчик-диверсант! Правда круто? – он радовался будто ребёнок.
Конечно. И если бы ты не послушал меня, мы бы полегли там, на месте засады. Так что ещё раз повторю, а ты запоминай: “Не смерть страшна – страшно, что всегда она приходит раньше времени”. Как считаешь, твое время пришло? Или еще пожить охота?
Пожить бы! – кивнул Ром, задумавшись. – Хорошо ты говоришь, Дим. Красиво!
Это не я, это великие люди прошлой эпохи.
* * *
Тут и вдвоем-то места мало, теперь еще и бородача этого, – Ром сплюнул на изрядно замусоренный пол, – охранять надо.
А еще поить и кормить, – согласился Дим, – ну ты ведь понимаешь, он нам нужен, прежде всего, как источник информации.
Ага, и как ты с ним изъясняться собираешься? Хотя не удивлюсь, если ты и по-ихнему лапочешь. С тебя станется дохрена-умный-Гражданин, – попытался изобразить голос Теда Шадо.
Изучил, – кивнул Дим. – Пойду, попробую поговорить с пленником.
Он присел на корточки и внимательно оглядел языка, которого смог притащить его напарник. Среднего роста, сухощавый, но не из-за породы, скорее от недоедания, мужчина с бородой в два пальца длиной. Темные круги под глазами и обветренная кожа вкупе с простой, даже, скорее, бедной одеждой, прямо указывали на низкое социальное положение халифатца.
Как тебя зовут? – слова на чужом языке звучали странно, но, судя по тому, что пленник перестал что-то бубнить себе под нос и ошарашенно открыл глаза, Диму стало ясно, что с языковым наречием он угадал.
Пленник что-то затараторил, постаравшись избавиться от пут. Отдельные слова принадлежали к турецкому, иные к арабскому, поэтому смысл его слов угадывался по интонации. Злой и рубленной. Что бородач сыпал проклятиями, было понятно даже Рому, который и близко не подступался к изучению чужого языка. Здоровяк оскалился, схватив в руку кусачки, что Дим принес в качестве трофея из лагеря салафов.
Халифатовец задергался еще сильнее, очевидно, испугавшись инструмента, который вполне бы сошел за орудие пыток. Но не это главное, голося в испуге, тот достаточно широко разевал рот, чтобы Дим приметил обломанные резцы.
Ром, хорош его пугать. Кажется, это мой старый знакомый.
Рукой остановив Рома, Дим обратился к пленнику.
Уважаемый, – первое слово выскочило из уст помимо воли. Вероятно, что такое обращение завязано в самой структуре языка. – Вы ведь понимаете, что молчаливым вы нам не нужны. Помолчать можно и с трупом. – Дим передумал сильно вуалировать угрозу.
Я не боюсь смерти! А ты, неверный? – на все том же арабско-турецком диалекте произнес пленник, вложив в свои слова всю гордость.
Не боишься, так и есть. Но для истинного салафа, – указательный палец Дима ткнулся в узкую, даже на его фоне, грудь пленника, – у неверного есть куда более страшная кара, чем смерть: обращение в такого же неверного.
С этими словами он вынул пластиковый крестик из-за пазухи, поцеловал его, а затем снял и на веревочке опустил распятие в широкое горлышко бутылки с водой. “Отче наш”, заученное еще с детства, зазвучало монотонно над пластиковым сосудом.
Глаза пленника полезли на лоб, и он вновь принялся биться в неравной схватке с хомутами, сковавшими его руки и ноги. Вовремя помог Ром, с силой прижав ногой грудь пленника к стене, отчего тот заскулил, точно прижатая капканом крыса. Дим договорил слова молитвы, осенив воду на дне бутылки святым крестом, и не зная зачем, положил правую руку на волосы салафа.
