– Слышь, Харитоныч, – шепотом позвал Игнат.
– А?
– На колею обратил внимание?
– Явно от легковушки.
– Вот и я о том же. Откуда в таком захолустье легковые автомобили?
В глубине одного из ответвлений Иван заметил огоньки светившихся окон. Приказав бойцам оставаться в проулке, он прихватил с собой Горшеню и осторожно двинулся на свет.
Чем ближе муровцы подходили к большому двухэтажному дому, заслонявшему высоким коньком часть звездного неба, тем очевиднее становилось, что внутри дома в самом разгаре развеселое гульбище. И участвуют в нем не простые граждане, а блатной народец.
– На гитаре бренчат, – прошептал Игнат, когда они прошли вдоль высокого забора и остановились в пяти шагах от калитки. – И поют.
– Да, – так же тихо ответил Иван. – Приятный баритон.
– Постой, так это ж… Ну точно!
– Чего?
– «С одесского кичмана»!
Старцев прислушался… На самом деле пели про кичман. Разве что голос и манера исполнения не были похожи на знаменитого Леонида Утесова.
С одесского кичмана бежали два уркана.
Бежали два уркана да с конвоя —
На Сонькиной малине они остановились,
Они остановились отдохнуть…
– Черт с ним, с кичманом. – Иван пихнул подчиненного в бок. – Надо хорошенько все тут разведать, чтобы одним разом накрыть «малину».
Оба прильнули к щелям в заборе и принялись рассматривать дом и передний двор…
Разудалая песня доносилась из комнаты на первом этаже. Комната представлялась огромной – с фасадной стороны дома из нее выходили на переулок аж четыре окна. Все они светились, створки были распахнуты. Расположившаяся за длинным столом компания дружно пила и закусывала, нещадно дымила папиросами. Дым в комнате стоял такой, что табачный запах доносился до Старцева и Горшени, сидевших за забором.
* * *
Один герой гражданский,
Махновец партизанский —
Добраться невредимым не успел.
Он весь в бинтах одетый и водкой подогретый,
И песенку такую он запел…
Пока баритон выводил историю беглецов с кичмана, Иван изучал пространство между забором и домом, тускло освещенное желтым светом из окон. Игнат переместился к другой щели и пялился по верхам. Старцев хотел шикнуть на него, но тот приложил палец к губам.
– Харитоныч, глянь наверх.
– Куда?
– Там под коньком балкончик. На балкончике кто-то есть.
Иван снова прильнул к щели…
– Верно. Огонек цигарки. Глазастый ты. Молоток.
Старцев сделал шаг в сторону, собираясь подойти ближе к калитке и заглянуть за угол дома. Но шорох разбудил кобеля. Рыкнув, тот угрожающе зазвенел цепью.
Муровцы замерли и на несколько секунд перестали дышать.
Кобель поворчал, прошелся по двору и угомонился.
– Ну что, Харитоныч? – подал голос Горшеня. – Нашли «малину»? Возвращаемся?
Тот жестом пригласил коллегу присесть под забором.
– Есть одна загвоздка.
– Какая?
– А что, если эти люди никакие не бандюганы, а простые работяги с компрессорного завода «Борец» или со «Станколита». Представь, что у кого-то из них сегодня юбилей или получка. Вот собрались они, пьют самогон, закусывают, слушают блатные песни – это ж не запрещено. Сверху курит папаша юбиляра или его тесть, потому что уснуть не может. И тут мы с тобой при поддержке автоматчиков штурмуем их дом со стрельбой, отборным матом и побоями. Как тебе такая картина?
– Умеешь ты, Иван Харитонович, нарисовать мрачное будущее. Что же теперь делать-то?
– Думаю, надо послушать.
– Кого?
– Ну не песню же про кичман – сидящих за столом. У меня слух после двух легких контузий хреновый. Да еще этот баритон мешает. А ты молодой, ушастый – послушай, о чем они болтают.
– Попробую, – привстал Игнат.
Он приложил ухо к щели в заборе.
– Ну? – торопил Старцев.
– О деньгах что-то… Цифры какие-то обсуждают.
– Это нормально. Сколько живу, не встречал людей, довольных своей зарплатой. Что еще?
– Молодой кто-то… Про своих бывших баб рассказывает.
Иван разочарованно качнул головой.
– Это тоже в пределах допустимого. Неужели ошиблись?
– О барыгах судачат. Типа, везде ломят цены.
– И это нормально. Я бы сам этих рыночных торгашей каждый месяц суток на пять оформлял. Для профилактики.
– Сейчас о золоте прошлись.
– О золоте? – встрепенулся Старцев. – А ну, подробнее.
– Косточки перемывают барыге, купившему у кого-то из них золото.
– Вот это уже интересно. Слушай дальше. Внимательно слушай.
– Опять молодой. Про баб. Нет, про конкретную бабу… Ту, что недавно привезли из города… не подпускает-де к ней Матвей.
Услышав это, Иван сделал слишком резкое движение, порываясь встать. Искалеченную осколками ногу прострелила острая боль, отчего он глухо застонал.
С территории участка тотчас послышался грозный лай сторожевого кобеля. Пришлось муровцам с крайней осторожностью скоренько ретироваться.
* * *
По команде Старцева оцепление стянули ближе к подозрительному кварталу. Теперь оно стало плотнее и надежнее. Для штурма командир роты НКВД капитан Когут отобрал обстрелянных бойцов – бывших фронтовиков. Он и сам успел прилично повоевать, получив последнее ранение при штурме Кенигсберга.
– Всего двадцать четыре бойца, – доложил он. – Отряд из шести человек заблокирует задний двор со стороны соседнего квартала. Остальные пойдут с 3-го Стрелецкого.
– Неплохо, – оценил Старцев. – Когда будете готовы?
– Да хоть сейчас.
– Значит, так, капитан, еще раз напомните своим людям о находящейся внутри дома молодой женщине, которую бандиты похитили сегодня вечером. Чтоб никаких гранат и беспорядочной пальбы. Перекрытия в доме деревянные, любой выстрел в потолок чреват последствиями.
– Понятно, предупрежу.
– Иван Харитонович, а как же наша проблема? – напомнил Горшеня о сидящем на балконе дозорном.
– Это не проблема, – ответил Иван и повернулся к капитану: – Нож есть?
– Вам какой?
– Любой. Главное – не слишком легкий.
Когут подозвал старшину. Тот предложил на выбор пару хороших ножей. Взвесив их на ладони, Иван выбрал подходящий.
– А как же ранение? – кивнул капитан на перевязанную руку.
