В городе Дуйсбург, что в Северной Рейн-Вестфалии, находится большой речной порт, и по товарообороту он является одним из крупнейших в мире. В последнее время объёмы проходного товара стабильно росли, и порту потребовались новые мощности в сфере логистики и наземной транспортировки. В этом и заключался смысл проекта, который Штефан называл «Лотерейный билет с шестью правильными числами». Он был очень заинтересован инвестировать серьёзную сумму в строительство нескольких новых центров транспортной логистики. В его прогнозах выходила очень хорошая, долгосрочная прибыль. Поэтому для него как для крупного предпринимателя такой провал сделки бил по нервам: «Почему это случилось со мной? Нес каким-нибудь там, – ему не приходило на ум ни одного имени, вернее, их было очень много, и они бежали в его голове быстрой бегущей строкой, так что он не мог выбрать ни одного. – Да и к чёрту всё, всё к чёрту, к чёрту!» – закричал он во всё горло, затем последовали некоторые аналогичные ругательства уже на английском языке – в Европе они очень распространены.
Незаметно его вновь поглотили эмоции, они стали распирать его изнутри истерической безысходностью. Он забил в пространство руками и ногами, разметав по сторонам листву, ярость наполнила его сознание, и он, как будто подброшенный неведомой силой, несмотря на тяжёлый, намокший снаружи и ещё более набравший в весе тулуп, вскочил на ноги и, повторяя себе под нос «к чёрту…», побежал по поляне куда глядели его глаза. А глаза глядели только на лес, куда бы он не обернулся. Пробежав метров пятьдесят и наполовину приблизившись к кромке леса, он остановился; постоял, повертел головой, почувствовав себя в панорамном зале, развернулся в обратную сторону и увидел, как будто дверь, ведущую из зала. Узкий, метров пятнадцать шириной, поросший подсохшей травой и мелким кустарником проход – выход из леса, за которым простиралась даль. Он бросился на свободу. Пробегая мимо берёзы, он сбросил с себя в расшвырянные им листья мешавший ему тяжёлый тулуп и, наполняясь новым, с запахом свободы и победы эмоциональным состоянием, подбежал к невидимой черте, где по обе его стороны был угнетавший его в данный момент лес, и там остановился.
Перед ним проглядывался простор, в котором Штефан видел избавление от всех проблем, которые мучили его в данный момент. Он стоял и смотрел вдаль, представляя себе, как где-то там, вдалеке, он выйдет на дорогу, затем остановится какая-нибудь проезжающая мимо машина, которая довезёт его, куда ему понадобится. Только он даже не знал, где находится и куда ему надо. Его везде возил Михаил, и Штефан даже не интересовался названиями населённых пунктов. Заморосил дождь, на который он не обращал никакого внимания, пока резкий порыв ветра не прошил холодными каплями его, уже успевшую слегка подмокнуть, одежду. Почувствовав мокрый холод, он вдруг пришёл в себя. В этом узком лесном коридоре ветер, как турбина, дул ему в лицо, пытаясь вернуть его назад, затем, продувая по кругу этой лесной арены, возвращался обратно и дул в спину, говоря ему: «Иди на все четыре стороны». Он повернулся к ветру боком и прикрыл плечом ухо, при этом от встречного и бьющего со всех сторон ветра скривил лицо. Ему стало холодно. Он посмотрел на лежавший у берёзы, брошенный им тулуп, который так же бессмысленно мок под дождём. Порывы ветра усилились, но он стоял и теперь уже смотрел на берёзу, которая всей своей кроной наклоняясь в его направлении и протягивая нити ветвей, как нежные тонкие руки, тянулась к нему; и при стихании ветра вновь опускала свои ветви, как бы давая ему понять, что она зовёт его и просит вернуться.
Опустив голову, он пошёл вперёд, поперёк ветра, и через минуту вошёл в лес. На поляне за его спиной разыгрывалась настоящая буря. Разъярённый ветер налетел на теперь уже одинокую берёзу, растрепав её тонкие, длинные, красиво убранные, как женские волосы, нити ветвей. Он трепал их так, что они, как кнуты, как розги, били и хлестали друг о дружку, причиняя ей боль, которая проходила в старый ствол, а по нему в широко разросшиеся корни. Ветер наказывал берёзу за то, что она не смогла выполнить своей природной сути – символа материнства, чистоты и невинности. Хлестал её за то, что она, не доведя до конца своего дела, отпустила человека с только начавшей раскрываться, очень отяжелевшей от недавно пережитого душой. Ветер закрутил вокруг дерева смерч, собрав всю её потерянную листву, сорвав остатки листьев, которые ещё держались на ветвях, взвинтил их в трубу над берёзой, и даже над кедрами, которые, стоя полукольцом, охраняли её. Он рванул ещё раз с невообразимой силой ввысь, свистнув ей: «Ищи его!», швырнул всю эту жёлтую, мельтешащую массу над вершинами леса и мгновенно стих. Берёза с должной покорностью и женским терпением вынесла кару ветра: «Ведь это ветер». Вздыхая и стеная, она расправила свои истерзанные ветром ветви, опустила их к корням и стала дожидаться вестей от посланных ею вслед за Штефаном листьев.
Он шёл, не поднимая головы, обходил деревья, кусты, иногда поворачивал вправо, влево, будто точно знал, что идёт абсолютно правильно. Споткнувшись о камень, он упал и, не заметив этого, встал и пошёл далее. В лесу не было ветра, и ему стало теплее. Под ногами хрустела сухая хвоя и старые кедровые шишки. Он вновь споткнулся и упал, полежав пару минут лицом вниз, перевернулся на спину и увидел бушующее море вечнозелёного верхнего леса, шум которого он воспринял лишь сейчас. Здесь, внизу, было спокойно, но там ветер гнул эти могучие деревья как траву. «Боже, какая сила», – прошептал он, зачарованный природной стихией. Вдруг всё стихло и стало тихо-тихо как внизу, так и вверху. Штефан сел и огляделся по сторонам, он не знал, где он, с какой стороны он пришёл, но вернувшееся к нему сознание говорило ему, что нужно вернуться назад, к дереву.
Он растерянно огляделся по сторонам. Кедры, кедры, местами торчащие из-под мягкого лесного хвойного покрова камни, однообразно предстали перед его взором. Он собрался с мыслями и попытался вспомнить свой путь к этому месту. Где он шёл прямо? Где поворачивал и сколько раз поворачивал? Но это ни к чему не привело. Тогда он попытался найти приметные стволы деревьев или камни, о которые он спотыкался, но всё это ему также казалось однообразным и не могло помочь в поиске обратного пути.
– Неужели я так долго шёл? – произнёс он вслух. – Неужели так долго и глубоко? – оставаясь на удивление совершенно спокойным и рассудительным. – Идти в примерном направлении? А где оно, это примерное направление?
Он откинулся назад, распластавшись на подмокшей хвое, застилавшей всё дно леса, и вновь вгляделся в теперь уже спокойное, тихое море верхнего леса. Это море больше не бушевало, но он чувствовал себя маленькой одинокой лодочкой, которая в шторм безрассудно вышла в море и была утянута им в неизвестную морскую даль, откуда не было видно берега. «Что же я видел, когда шёл сюда? Не может же быть такого, чтобы я ничего не запомнил?» Он ещё раз напряг свою память и действительно вспомнил кое-что. Ноги. Его собственные ноги, в его ботинках, рассеянно шагавшие, почти плетущиеся и спотыкающиеся о камни. Ему стало понятно, что он глядел лишь себе под ноги. «Зачем я распсиховался? Зачем ушёл от берёзы? Ведь… – на короткое время он остановил ход своего рассуждения по причине того, что пришёл в приятное оцепенение оттого, не договорённого им предложения, и медленно, обдумывая каждое слово, завершил его. – Ведь я должен согласиться с тем, что… что во мне происходит что-то. Ведь действительно идёт какой-то процесс. Изменилось моё поведение, да и ход мыслей. Почему я ушёл от берёзы?» – подумал, упрекая себя, Штефан и смахнул упавший на лицо маленький жёлтый лист. Слегка подмокшая одежда, свежесть от осенней лесной почвы и леса дали о себе знать. Он почувствовал, что ему постепенно становится холодно, и решил действовать быстрее.
