– Ну, если напился, то пошли. Дома Муклай баню растопил, парить тебя буду.
14
Возвращались в молчании. Георг чувствовал желание Штефана засыпать его вопросами и обсудить произошедшие с ним прошедшим днём события, но не стал заводить разговор. Кроме того, он нёс керосинку, и ему часто приходилось направлять Штефана. Тот, в свою очередь, сдержанно не задавал вопросов, быстро поняв, что на ходу, идя через тёмный лес, лучше смотреть в оба и быть сосредоточенным на небольшом, тускло освещённом небольшой керосиновой лампой, пространстве леса. На дворе их встретила Смородинка. Подбежав к Штефану, бодро виляя хвостом, она приветливо и радостно взвизгнула.
– Ты заметил? – обратился к Штефану Георг. – В этот раз её приветствие распространяется и на тебя. – И, проходя дальше в глубь двора, Георг, не останавливаясь, обернулся, сказав: – Начала признавать!
Сквозь запотевшее стекло банного окошка мерцал огонёк. С превеликим удовольствием и покряхтывая от наслаждения, Штефан лежал на полке под разгоняющим пар берёзовым веником в знающей дело руке старого Георга, углядевшем в поведении Штефана отсутствие прежней брезгливости к этой старенькой, но очень уютной баньке, которая ещё два дня назад высказывалась в каждой его эмоции. Сегодня было абсолютно искреннее чувство наслаждения этим банным, пропитанным пихтой, жаром. Георг налил в ладонь тёплое пихтовое масло, и мягко, равномерно растирая его по спине Штефана, начал умело массировать. В каждом движении его старых, но крепких, наполненных опытом жизни и мудростью пальцев, был смысл и передавалась нужная энергия в нужное место тела Штефана, не оставляя свободного пространства ненужной, больной энергии. Он действительно был очень доволен результатами корректировки психического состояния Штефана последних дней. Он точно знал, что на его психике уже послезавтра не останется никаких следов скрытого шока и страха от пережитого. Он чувствовал под своими пальцами совершенно расслабленное тело, без всяких мышечных блокад и узлов. Георг был уверен – не встретились бы они здесь в тайге, в Европе, Штефану не помог бы ни один психиатр. Он молча улыбался, пробирая умелыми пальцами тело человека, который по воле судьбы завтра, после обещанного им трёхдневного лечения, не только действительно станет совершенно здоровым человеком, но и услышит то, что станет последней каплей на весах его судьбы.
Это был момент наступавшего счастья, которого Георг ждал многие годы.
– Поддай-ка ещё пару, – пробубнил уткнувшимся и растянутым по берёзовым веникам ртом Штефан.
– Ах ты, смотри, разошёлся! Не задымишься с непривычки-то? Нужно привыкать постепенно, не торопись.
Штефан присел на полке и, глядя Георгу в глаза, прямо спросил:
– Ну теперь-то хоть мы можем с тобой поговорить обо всём? Ты же прекрасно видишь и понимаешь, что меня переполняет любопытство от целой кучи вопросов, которым я не могу найти ответов. Что со мной произошло, как всё это получилось с берёзой, с листьями и ветром? Что это за сила, которая на меня подействовала? Как ты узнал от дерева, что со мной происходило? Три дня закончились, теперь нам нужно их обсудить, и ты должен мне всё это разъяснить.
Георг очень легко прервал словесный марафон Штефана:
– Во-первых, тебе никто ничего не должен. Во-вторых, третий день ещё не закончился, он ещё продолжается и делает своё дело на твоё благо.
Георг надел варежку, достал из кадки и, подставив перед лицом Штефана тот веник, которым он только сейчас его парил, спросил:
– Что это?
Без задержки и запинки Штефан выпалил из себя по-русски:
– Веник, – сам не ожидая от себя столь солдатского ответа.
Георг махнул веником в сторону, указывая на два других, лежавших на полке и служивших подкладкой для головы.
– А это?
– Auch, тоже веник, – ответил Штефан, вновь произнеся слово «веник» по-русски.
– На остаток третьего дня я не буду заводить с тобой дискуссий. Они не запланированы мной в содержание этих дней. Постараюсь в двух-трёх предложениях угомонить и насытить твоё любопытство, которому ты завтра сможешь дать свободный ход, – глядя сильным и успокаивающим взглядом на Штефана и, утерев варежкой с лица банный пот, произнёс Георг. – Во-первых, поздравляю тебя в продвижении по изучению русского языка. Ты выучил слово «веник», – с улыбкой похвалил своего подопечного Георг. – Во-вторых, каждый человек изначально владеет способностью видеть суть предметов. Современный, городской человек эту способность утратил. Суть этого веника, – приподняв и тряся его вновь перед лицом Штефана, – есть та самая берёза, которую ты имел удовольствие созерцать, а главное, изучать на протяжении трёх дней. В-третьих, увидев и узнав суть предмета, важно её понять. Если ты поймёшь суть, в данном случае, всё того же берёзового, банного веника, тебе должны стать совершенно понятными мои слова. Слова о том, что третий день ещё не закончился и он творит всё возможное на твоё благо. Эта старая мудрая берёза на протяжении этих дней работала над твоим духом, но ты не заметил, что она же по вечерам, в этой самой бане, работает над твоим телом. И сейчас это происходит тоже. Больше не задавай никаких вопросов. Есть старая русская мудрая пословица «Утро вечера мудренее», поэтому давай омывайся и отдыхать.
Георг подал Штефану деревянное ведро со слегка подогретой колодезной водой и вышел. Уже научившись за последние дни заканчивать банную процедуру, Штефан присел на низенький стульчик и махом выплеснул на себя из ведра бодрящую живую жидкость. «Ооо, как мне нравится этот момент, как мне это нравится! Я обязательно построю у себя дома такую баню» – зафыркал Штефан, разбрызгивая стекающую с волос на нос и губы воду. При обливании прохладной водой из ведра получался эффект контраста, который приводит тело и дух после горячего банного марева в восторг. Он вышел в предбанник, завернулся в простыни и присел на широкую скамью, которая стояла против печи. Дверка печного поддувала была открыта полностью, её открыл Георг, когда уходил. Жар от тлеющих углей бросал достаточно света, чтобы осветить небольшое помещение предбанника, и отпадала необходимость жечь свечи или керосиновую лампу. В то же время распаренное горячее тело не должно быстро остыть. Поэтому льющееся тепло от тлеющих углей сохраняло самую необходимую температуру для отдыха после бани. Красный, плавающий свет от тлеющего жара убаюкивал и одновременно не давал закрыть глаза. Этот свет не завораживал, как завораживает весёлый, яркий и играющий огонь, придающий наблюдателю такую же весёлую и полную жизни энергию, желание радоваться, танцевать и в то же время не прекращать наблюдать за ним. Пылающий огонь есть суть солнце на земле, а значит, жизнь. Теперь же, в завершение дня, когда тело должно расслабиться и вместе с солнцем пойти на покой, чтобы увидеть лёгкие и красивые сны, очень своевременной была магия тлеющего жара; того же огня, но уже перешедшего в другое состояние и принявшего другую суть. Суть покоя и ясности мыслей, которую он излучал на наблюдателя. А перед сном, в совершенном спокойствии, уравновешенно обдумать кое-что важное из пережитого прошедшим днём.
