Останавливались очень редко, пить давали не больше пяти глотков, еду в первый день пути Георг не получил. На ночлеге, когда все сидели у костра, который был разведён в углублении, между тремя барханами, так чтобы издалека не было видно огня, Георг смог спокойно рассмотреть тех людей, которые, как он думал, были либо повстанцами, борющимися против китайской экспансии, либо просто бандитами-грабителями. Так они и выглядели – грязные, неухоженные, в толстых, замусоленных, но тёплых халатах и меховых шапках с висячими ушами. Кто бы они ни были, они напали на государственный автомобиль с военными и убили всех вместе с водителем, и непонятно по каким причинам взяли Георга в плен. Он сидел со связанными руками в кругу вместе со всеми и пытался понять, на каком языке они говорили. Копчёное мясо, которое они ели, Георгу не дали, но взамен он получил небольшой кусок пресной лепёшки, которую один из разбойников своими грязными руками вдавил ему в рот. С ним никто не пытался заговорить, но они часто обсуждали что-то, глядя на своего пленника, и смеялись. Так они двигались пять дней, иногда преодолевая высокие песчано-каменистые сопки, иногда ландшафт практически не менялся и до горизонта простиралась полупустыня, пока утром шестого дня вдали не появился зелёный оазис с огромным озером. Начали встречаться путники на конях и без. К обеду навстречу прискакали два всадника и завели разговор с предводителем каравана, обсуждая мешки и тюки, наваленные на лошадей. Георг начал предполагать, что это были монголы – небольшие, как китайцы, но коренастые, с округлёнными ногами и с сильно выраженными скулами. Уже по темноте они прибыли к населённому пункту, объехали его стороной и через полчаса остановились у стоявших полукругом одна возле другой нескольких юрт. Рядом горели костры и стояло множество лошадей. У некоторых костров сидели люди и пили чай. Георга сняли с лошади и ввели в маленькую юрту, в которой было так же холодно, как и на улице. В свете факела, который держал в руке монгол, Георг увидел топчан, который стоял у стены, а на нём лежало большое, сшитое из нескольких овечьих шкур одеяло. Монгол указал на него пальцем, дав понять, что придётся спать здесь, и вышел, оставив Георга одного в темноте и холоде юрты. Охота была помыться, почистить зубы и снять с себя грязную и уже прилипшую одежду. Охота было посмотреть на себя в зеркало, ведь после удара лицом о камень он не видел себя и даже ни разу не умыл лицо. На ощупь он подошёл к топчану и, одетый, лёг под мягкую шкуру. После стольких дней сидения на лошади это было блаженство – лежать, раскинув ноги, согреваясь под уютной мягкой шкурой. Он моментально уснул и улетел в сон, даже не заметив, как пролетела ночь, и не услышав, как в юрту вошёл охранник и стал будить его, толкая с топчана.
Георг испуганно проснулся и вскочил на ноги. Тот мотнул головой, указывая направление к выходу, и ткнул его в спину. Раннее утро было морозным, и Георг вспомнил о своём тёплом одеяле, под которым ему было тепло и сладко спать. «История с Вальтером Шелленбергом и Чаном Кайши больше не работает. Тут и придумывать-то нечего, – бегло оценивал ситуацию Георг. – Как с ними общаться-то? Если они действительно монголы, то я их языка не знаю. А также я не знаю, почему они меня взяли с собой. Всех перестреляли, а меня, пленного, взяли с собой. Выглядит как заказная операция по освобождению заключённого. Но это бессмысленно. Тут что-то другое».
Его ввели в большую, богато оформленную как снаружи, так и внутри юрту, а двое охранников встали за его спиной, держа наготове оружие. Георг предстал перед каким-то местным князем, не догадываясь, кем он мог быть. На выстланной коврами и одеялами до уровня пояса возвышенности, в красивом лёгком халате, с пиалой, в которую, вероятно, был налит горячий чай, полулежал, опёршись на гору подушек, небольшого роста монгол с гладко выбритым, абсолютно круглым и блестящим в свете масляных ламп лицом. Окинув Георга взглядом, он быстро и громко что-то прокричал, и охрана, схватив Георга под руки, потащила к выходу.
– Что происходит? Вы куда меня тащите? Отпустите! – перепугавшись, кричал Георг. Он действительно напугался, ведь всё происходило очень быстро и непредсказуемо. Он подумал, что его тащат на расстрел, но его ввели в другую, большую юрту, где стояли две печи, на которых в больших тазах грелась вода, и было очень тепло. Один охранник выглянул на улицу и кому-то что-то прокричал. Георг понял, что его привели в баню, где он должен помыться. «А я учил, что раньше монголы не мылись совсем, боясь кары Богов. А здесь прямо баня настоящая». Вошла пожилая женщина и, положив на лавку стопку чистого белья, пригнувшись, быстро убежала. Охранник указал стволом карабина на выдолбленное в стволе дерева корыто, на горячую воду на печи, и они оба вышли. Ещё никогда в жизни Георг так быстро не раздевался. Он сбрасывал с себя пропитанную конским запахом и потом, грязью и кровью одежду как нечто противное и отвратительное. Быстро набрав в корыто воду, первым делом он плеснул её себе на лицо, чувствуя, как оно впитывает живительную влагу. В то время, как он был погружён в заботившие его мысли о ближайшем будущем, глядя на своё отражение в воде, ему казалось, что его лицо улыбалось. За какие заслуги ему дали полный комплект чистого белья – он не понял, но принял и надел на себя хоть чужую, но чисто выстиранную одежду. «Он просто не мог смотреть на мою измазанную кровью и пылью физиономию» – с иронией подумал о князе Георг.
Вновь представ перед теперь уже сидевшим в кресле князем, он ощутил на себе совсем другой взгляд. Князь заговорил на очень плохом английском, что сильно удивило Георга. Но общаться на английском не получилось. Князь не владел им настолько, чтобы общаться на разных диалектах и с разными произношениями. Георг ответил на его вопрос, представившись, и предложил перейти на китайский, если князь им владеет. Тот обрадовался и сразу перешёл на китайский, который был немного лучше английского. Разговор выглядел как допрос, но достаточно непринуждённый. Георгу пришлось в очередной раз набивать себе цену и рассказывать всю историю с самого начала. Князь даже не пытался скрывать своё происхождение и род деятельности, рассказав Георгу о том, кто они и чем занимаются.
– Ты меня называешь князем, это, конечно, приятно, но я не князь. Я сын великого Джа-ламы. Ты слышал о таком?
– Нет. К сожалению, не слышал, – виновато ответил Георг.
– Мой отец был великий разбойник-лама. – Это интересное сочетание, – не понимая, как себя вести с князем, удивился Георг. – Разбойник и лама?
– Да! Он был великий разбойник, но в Монголии, рядом здесь, через границу.
– А мы находимся у монгольской границы? – удивлённо спросил Георг, не веря своим ушам и радуясь, что наконец-то хоть примерно понимает, где находится.
– Да. До Монголии через перевал два дня пути. У моего отца была целая армия недовольных и обделённых людей, которые боролись на его стороне с системой и грабили государственные магазины, но чаще караваны, там было больше наживы. Его боялись везде. Мне было двадцать лет, когда его убили.
«Зачем он мне всё это рассказывает? Какие у него на меня планы?» – слушая князя, думал Георг.
– Отрезали голову и возили по округе, показывая людям. «Вот, смотрите! Убили мы злодея», – радовались военные и полиция. Целая армия понадобилась, чтобы убить его. Тело сожгли, а голова сейчас, как я слышал, у русских, в музее одном. В стеклянной банке, жидкостью какой-то залита. Хранят, значит, понимают, что великий человек был. Ну, а соратники его, которые в живых остались, перешли через границу сюда, в Северный Китай, и осели здесь. Меня по наследству и из уважения к отцу назначили главным. Вот, теперь я возглавляю четыре десятка борцов за справедливость. Мы так же грабим государственные караваны. Вот и с тобой машину ограбили. По предварительным сообщениям, эта машина должна была везти деньги и ценные бумаги в Урумчи. Но, видимо, что-то поменялось, и повезли тебя. Поэтому неудачный был для нас поход. Не заработали ничего. А куда тебя везли?
