— Да, такого поворота событий трудно избежать.
Незнакомец вздохнул, на сей раз с видом человека, по-настоящему измученного каждодневными делами:
— Поворотов слишком много. Потому их никто и не избегает.
Любопытно. Что-то новенькое в градоуправлении.
— И что же происходит, когда…
— Когда воли разных людей сталкиваются между собой? Как правило, кому-то приходится уступить.
Ну да, разумеется. Кому-то более трусливому, более слабому или менее удачливому. Как и везде, просто в прочего родах заранее известно, кто уступит. Известно и подробно записано в главном городском уложении. Золотыми буквами.
— И конечно, этот кто-то уступает неохотно?
— Когда как. Но один раз отступив, в другой всегда можно ударить первым и победить. Правда, для победы требуется кое-какое условие. Пустяшное, но всё же…
— Условие?
Он посмотрел на меня ещё скучнее, нежели раньше:
— В вольном городе Гренте можно всякий раз поступать как душе угодно. Но лучше позаботиться о том, чтобы у проявлений твоей воли не было свидетелей. Или чтобы свидетели подтверждали твою правоту.
Намёк ясен.
— А что случится в противном случае?
Юноша задумчиво перевёл взгляд на недоеденное содержимое моей тарелки:
— За причинение вреда приезжему — выдворение из города вместе с пострадавшим. За причинение вреда жителю города — виселица. — Он немного подумал и добавил, видимо, на тот случай, если собеседник вдруг оказался туповат: — Любого вреда.
Вот так, простенько и душевно. Что же получается? Прежде чем распускать руки, нужно узнавать, кем является твой обидчик, чтобы, не дай Бож, не распрощаться с жизнью за простую оплеуху? Сурово. Действенно ли? А кто их знает.
Но то, что все неприглядные дела здесь творятся подальше от любопытных глаз, ясно вполне.
— Спасибо за предупреждение.
Он равнодушно кивнул и поднялся на ноги.
— Надеюсь, на сём наше знакомство с вами окончено.
Да оно и не начиналось. Или я что-то упустил?
— Доброго дня.
Юноша повернулся, собираясь уходить, но застыл на месте, увидев приближающуюся к моему столу Марис. Волнения прошедшего дня никак не отразились на лице прибоженного, однако теперь я лучше понимал причину этого безграничного спокойствия. В самом деле, о чём тревожиться, если дни твоей жизни неумолимо иссякают и никакого спасения от смерти нет?
Она-он прошла мимо темноволосого незнакомца и остановилась так, что тот мог смотреть только на пепельно-русый затылок и узкую полоску шеи между воротником и прядями коротко стриженных волос. Впрочем, судя по взгляду юноши, даже это скудное зрелище оказалось весьма вдохновляющим. И обескураживающим, потому что разговор вроде бы был окончен и оставаться не существовало более ни одной причины. Кроме молодой женщины со странной причёской.
— Чем здесь кормят на завтрак? — спросила она-он, обращаясь ко мне, но ответить я не успел.
— Особенно хороши пшеничные лепёшки с мёдом, — пролепетал юноша, с которого вмиг слетела вся бесстрастная самоуверенность.
Марис медленно обернулась, смерила незнакомца взглядом, содержание которого осталось для меня тайной, и снова посмотрела на меня:
— Ваш приятель?
— Впервые вижу.
Она-он понимающе кивнула и присела за стол, спиной к юноше, словно показывая, что не намерена беседовать с кем-то, не водящим знакомства со мной. Итак, услужливость не помогла. Что парень попробует следующим?
— Вчера в этом гостевом доме один человек получил тяжёлые увечья.
— Неужели? — переспросила Марис, не поворачивая головы.
— Да, что-то в этом роде случилось, — улыбнулся я.
— Жаль, что сие зрелище оказалось мне недоступно по причине насильственного беспамятства.
Юноша нахмурился:
— Насильственного?
— Когда мужчина врывается в комнату женщины, преследуя вполне определённые цели, он обычно заботится о том, чтобы жертва не оказала сопротивления и не позвала на помощь, — пояснил я.
По глазам незнакомца было ясно видно, что он тоже не прочь ворваться в ту же комнату, причём с теми же целями. И хотя после вчерашнего представления это не должно было меня удивить, кое-какое различие всё же присутствовало и не давало сбросить себя со счётов. Юноша смотрел на Марис с интересом. Да, похожим на вожделение, но искренним, а не наносным, как у купцов в трапезном зале прошлым вечером.
Хм. Хм. Хм. Любопытно. Значит, странность происходящего как раз в этом и состоит? Есть женщина — есть вожделение, причём только в те моменты, когда она находится рядом. Нет женщины — нет ничего, даже в мыслях. Похоже на то, что купцы словно околдованы. Но чем? Или кем? Приворотное зелье ни для кого не секрет, правда, поверить в то, что его было наварено столько, чтобы опоить каждого, горожанина… Бред. Нет, зелье действовало бы иначе. В частности, волна вожделения непременно привела бы к буре.
— Тот человек хотел… совершить насилие над вами? — На слове «насилие» юноша чуть не задохнулся от возмущения.
Марис всё-таки повернула голову и, невинно улыбнувшись, подтвердила:
— Да.
Похоже, прибоженного происходящее только забавляло. А вот меня скорее пугало. Что, если парень решит воплотить в жизнь свои желания? Ведь на пути у него стою только я.
— Но тогда вам необходима защита!
— У меня есть защитник.
Ну зачем она всё усугубляет? Нет, пора уходить. Срочно пора уходить.
— И моя честь теперь принадлежит ему.
Не то чтобы я сильно испугался. В конце концов, жук на моей груди тоже давал мне определённые полномочия, и, скорее всего, до виселицы дело не дошло бы. Но выдворение оказалось бы даже худшим вариантом, особенно сейчас, а в том, что влюблённый юнец сможет при необходимости использовать свою власть для удовлетворения личных потребностей, сомнений не возникало.
Позёвывающий Натти, встретив меня у лестницы, спросил:
— Опять чего приключилось? Где лицо потерял?
— Помнишь, ты спросил вчера, баба или мужик эта тварь?
— Ну да.
— Так вот, баба! Самая настоящая!
Рыжий недоумённо вытаращился на меня, но я вместо подробностей отчаянно махнул рукой. И как оказалось, этого жеста было вполне достаточно, чтобы помощник понял всю глубину моего неудовольствия происходящим, предложив собственный способ разрешения неприятных обстоятельств:
— Ну так и пойдём от неё подальше!
— А как же завтрак?
— Ты-то поесть успел? Ну и славно. А я ещё до рассвета вставал перекусить, так что пока сыт.