— Если будешь отвечать так же, как тот замусоленный коротышка, твоим костям тоже не поздоровится.
Я не хотел угрожать, но, услышав повторение ещё в первый раз взбесившего меня слова, не смог полностью справиться с яростью. Правда, Киф, в отличие от своего предшественника, не стал задирать нос и кичиться властью, а просто ответил:
— Верю. И хотя между нами разница в возрасте, ещё больше разница в весе, а я не сумасшедший, чтобы биться лбом о стену. Извини, не понимаю, чего ты хочешь.
Да ничего я не хочу! Или всего, но чтобы сразу.
— Моя телохранительница исполнила свои обязательства и заслуживает выхода в отставку.
— Ах вот о чём речь… — протянул длинноносый, задумываясь почему-то не наигранно, а всерьёз.
— Да.
— Достойное пожелание. Очень достойное.
Больше всего я боялся услышать в конце его фразы ненавистное «но», однако обошлось. Правда, рано радовался: у собеседника нашлись для меня другие слова, не менее тревожные:
— Уверен?
— Да.
— А если я скажу, что всё это ты задумал не ко времени?
— У неё на самом деле заканчивается срок службы. Я не вру.
— Да, врать ты умеешь плохо, этого не отнимешь… Но дело не в сроке. Вот кто она для тебя, можешь ответить?
Женщина, которой не место на войне. Только вряд ли Киф ждёт от меня такого ответа.
— Защитница.
— Правильно. Она тебя защищает. Успел увидеть как?
Я вспомнил туман, прорезаемый арбалетными стрелами, невольно передёрнул плечами и кивнул.
— Хорошо, что успел, — заметно обрадовался длинноносый. — Могу заверить, что эта женщина, какой бы беспомощной и неуклюжей ни казалась, способна справиться почти с любым противником, причём выйти из поединка без потерь.
— Знаю.
— И всё равно хочешь отказаться от её услуг?
— Она служила семь лет и имеет право на свободу.
— Ох… — Киф опёрся ладонями о стол. — Пойми, у неё никто не отнимает этой самой свободы! Просто нужно немного подождать.
— А чего ждать-то?
— Смотрителю положен защитник, — отчеканил длинноносый. — А его ещё нужно найти.
— Ну уж если из домашней девочки сумели сделать воина, то настолько ли далеко и долго надо искать?
Киф скривился:
— Ты просто не знаешь, как всё это происходит.
— Так расскажи!
— И я не знаю подробностей, потому что не моё дело создавать защитников, — процедил он сквозь зубы. — Но я доверяю словам людей, которые принимают в этом участие.
— Может быть, зря доверяешь?
Длинноносый опустил ресницы, посмотрел то ли вдаль, то ли на носки своих сапог, потом поднял взгляд на меня:
— А я не могу жить без доверия. И никто не может. Даже ты. Ты поэтому хочешь от неё избавиться? Потому что не доверяешь? Она где-то оступилась? А впрочем… — Он обречённо выдохнул: — Неважно. Если хочешь, всё можно устроить.
— Я не хочу.
Киф удивлённо моргнул, услышав мои слова. Пришлось высказаться более подробно, хотя это оказалось не самым лёгким занятием:
— Не хочу. Я прекрасно понимаю, что она хороша. Верю, что защитит мою жизнь от любой напасти. Но она знает, что отслужила службу, и с каждым днём будет только больше сопротивляться приказам. Я смогу с этим справиться. Думаю, что смогу. Но я не хочу её ломать. Понимаешь?
— Конечно, себя-то сломать гораздо легче. А главное, прощения просить ни у кого не придётся.
Всё верно. Настолько верно, что скулы сводит. То, что мне не одержать победу в споре, стало понятно ещё несколько вопросов-ответов назад, а значит, в моём распоряжении остался всего один способ добиться желаемого. Переупрямить противника. Просто и тупо переупрямить. Хотя с каждой новой минутой упрямство начинало казаться всё большей глупостью. Может, послушать наконец, что умные люди говорят? Ньяна и впрямь не переломится, пару лишних месяцев проведя на непыльной службе, а за это время найдут очередного мученика ей на замену.
Или мученицу. Которая первые годы будет неимоверно счастлива и горда возложенными на неё обязанностями, поскольку ещё не научилась понимать, что происходит. И которая только потом, много позже начнёт исполнять приказы не с воодушевлением, а с покорной обречённостью.
— Срок договора истёк. Она должна стать свободной.
Киф вздохнул:
— Она — да. Это в её праве. А что ты знаешь про себя и свой договор?
Ничего. Ровным счётом ничего. И честно говоря, не желаю знать. Вдруг кошмары будут по ночам донимать?
— Неужели от меня что-то скрыли?
— Угу. — Длинноносый чуть наклонил голову, глядя на меня искоса. — Например, что срока не было и не будет.
— Ты имеешь в виду…
— Ну да. Смотритель назначается пожизненно.
— Звучит как приговор.
— В какой-то мере он самый и есть. Но можешь не переживать. — Киф коснулся кончиками пальцев золотого знака на своём мундире. — Каждый, кто получает такую штуку, тоже движется по жизни дальше либо на ногах и строевым шагом, либо вперёд ногами.
Я хотел было сказать, что будничные трудности Звеньев — не та тема, которую сейчас уместно обсуждать, но тут до меня дошёл весь смысл небрежно обронённой золотозвенником фразы. Пожизненно?! Что же получается, я никогда больше не смогу даже надеяться на лучшее, нежели то, чем меня наделили? Ну и сволочи же!
А с другой стороны, что мне было нужно? Покой. И он у меня есть, причём в избытке. Одно и то же место, одна и та же жизнь, одни и те же рыжие морды вокруг. Благодать! Не нужно думать, как прожить следующий день, потому что он ничем не будет отличаться от предыдущего. Вчера, сегодня, завтра, и так по кругу, выход из которого — смерть.
Но если я и впрямь приговорён…
— Тогда мне положено желание.
— Последнее? — подмигнул Киф.
— Пока не знаю. Я ведь ещё не взошёл на плаху.
Длинноносый расхохотался;
— А я, признаться, не поверил, когда Керр сказал, что свою рыбку в мутной воде ты выловишь всегда!
— Керр? Это ещё кто?
— Ты его знаешь.
— Тот золотозвенник, что отправил меня сюда?
— Ага, он самый.
— А ещё что-нибудь говорил?
— Всякое разное, — уклончиво ответил Киф, давая понять, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут. — Итак, ты всё ещё уверен в своём жел… требовании?
— Да.
— Хорошо. — Он спрыгнул со стола, подтянул, ровняя, складки мундира, распахнул дверь и крикнул в коридор: — Эрте Иси, будьте любезны предстать перед нами для получения дальнейших указаний!
