— Хочу! А можно туда войти? Он не развалится?
— Раньше строили крепко, постоит еще.
Внутри сторожки было полутемно и пахло сухим деревом и сеном; здесь было удивительно тихо, сюда не доносились ни посвист ветра, ни шелест камышей; через мутное оконце проникал слабый дневной свет, да ярко светились оранжевым щели в стенах. В углу помещения стояла лежанка, на ней — охапка высушенной травы; посреди — кривоватый стол; за выгоревшей голубой когда-то ситцевой занавеской угадывалось еще какое-то помещение.
— Камбуз, — пояснил Шибаев.
Вита стояла на пороге, и лицо у нее было такое… Удивление, умиление, узнавание…
— Нравится?
— Очень!
— Алик, когда увидел, перепугался. Он у нас городской житель, привык к асфальту, а тут хочешь не хочешь недвижимость, и надо хотя бы раз в год проверять, что и как. И хотя бы дверь починить или крыльцо. Кроме того, стыдно было — он успел всем раззвонить, что получил в наследство дом, а тут — такое недоразумение. Он ни в какую сначала, думал отказаться, но мы его уговорили. Потом втянулся — костерок, рыба, воздух. А ночью звезды. Тем более Алик у нас романтик. Правда, он спит внутри и звезд не видит.
— Внутри? Почему?
— Боится диких зверей. А гости спят в спальниках на берегу.
— Здесь есть дикие звери?
— Конечно! Это же дикая природа.
Вита смотрела на Шибаева во все глаза.
— Правда? А не страшно?
— Конечно, страшно. Но в случае чего можно броситься в озеро. Потому и спальники не застегиваем.
Вита рассмеялась — с облегчением, как показалось Шибаеву.
— Врешь ты все!
— А ты поверила? Испугалась? Здесь, кроме зайцев и лис, отродясь никого не водилось. — Шибаев, подпиравший плечом дверной косяк, с улыбкой смотрел на девушку.
— Ничего не испугалась. Я буду спать здесь, на сене, — Вита махнула рукой на лежанку.
— Да я пошутил! Честное слово. Пошли, покажу тебе пляж.
Пляж! Снова громко сказано. Крошечный песчаный пятачок, нагретый солнцем. Синее игрушечное озеро с желтыми кувшинками и пики камыша, живые под несильным степным ветром.
— Потрясающе! — выдохнула Вита. — Как в сказке. Я и понятия не имела… Наверное, в таких местах понимаешь, что живешь неправильно.
— Еще не поздно переиграть, какие твои годы! — Шибаев ухмыльнулся. — Насчет неправильной жизни — это к Алику. Он тоже считает, что мы развиваемся куда-то вбок.
— Все, начинаю бегать по утрам. Буду вставать в шесть утра и бегать. В любую погоду.
— Алик тоже собирается, можете на пару. Завидую я вам, ребята, честное слово.
— Можешь с нами.
— Куда мне! Это ж никаких излишеств, ни кофе, ни пива, ни мяса… Кстати, ты случайно не веганка?
— Подумываю. Мясо вредно.
— А рыба?
— Рыба тоже.
— Значит, если я вдруг поймаю рыбу, запеку на костре, достану из кулера пиво, ты откажешься? И вся рыба моя?
— Здесь есть рыба? Надеюсь, она не кусается?
— Маленькая нет, но вон там, в корнях дерева, — Шибаев показал рукой на противоположную сторону озера, где торчал огрызком ствол старой вербы, — живет старый сом. Здоровенная такая зверюга на сто кэгэ. Туда лучше не соваться, может утащить к себе в нору.
— Опять пугаешь?
— Предупреждаю. Это дикая природа, детка.
— Ой! Там кто-то есть! — вдруг закричала девушка. — Вон там, в самом центре!
На середине озера пузырем вскипала вода, и расходились мелкие волны.
— Это сом?
— Сейчас сплаваю посмотрю. — Шибаев сбросил футболку и джинсы.
— Не надо!
— Не бойся. В случае чего позвонишь с моего мобильника Алику, он приедет.
— Саша, не надо!
Но Шибаев уже стремительно пересек пляжик и ринулся в воду. Сделал несколько мощных гребков и нырнул. Вита, как была, одетая, бросилась следом. Они столкнулись на середине, около кипящего пузыря.
— Вода холодная! Ужас! — закричала Вита. — Ты живой? Это не сом, это родник кипит!
Он схватил ее руку, дернул к себе.
— Ты похожа на мокрую выдру…
…Они, сплетясь и уходя под воду, целовались; отталкивались от илистого дна, покачивались в столбе ледяной воды бьющего из недр родника, выныривали и снова погружались.
Светило солнце, шелестел камыш, сияли желтые кувшинки…
…Потом они долго лежали на теплом песке, взявшись за руки. На траве сохли ее футболка и джинсы. Оба знали, что должно произойти, не может не произойти, и медлили инстинктивно, вбирая в себя последние секунды «старой» жизни, понимая, что она уходит безвозвратно…
— Так не бывает, — сказала она. — Я сейчас проснусь…
— У тебя в волосах песок! — Привстав на локте, прищурившись, он смотрел ей в глаза. — Согрелась?
Она чувствовала запах его тела, разогретого солнцем, и слышала гулкие удары его сердца.
— У тебя тоже… Саша, не надо, могут увидеть!
— Здесь никого нет. Только мы. Никого…
Он прикоснулся губами к ее лицу; приник к губам, пробормотав:
— Что же ты со мной делаешь, выдра моя любимая…
…Они с удивлением заметили, что наступил закат. Небо на западе полыхало малиной, озеро потемнело, и стих ветер. Наступила удивительная тишина.
— Хочешь вина? — спросил Шибаев.
— Хочу! Ты обещал поймать рыбу.
Он вскочил и протянул ей руку…
Небо из малинового стало палевым, потом бледно-зеленым и, наконец, синим. Зажглась первая дрожащая звезда. Ярко горел костер. Они сидели, обнявшись; молчали. Шибаев шевелил прутом поленья, и в воздух взлетали красные искры. Полетав светляками, они гасли, и тьма становилась гуще.
— Еще пять минут, — сказал Шибаев. — Такой рыбы ты еще не ела. Неси посуду.
— Я думала, ты сам поймаешь, а ты привез с собой.
— Завтра утром обязательно поймаю. А сейчас пока — что есть.
Он выгреб из огня продолговатый сверток из фольги, развернул, вдохнул и довольно крякнул. Откупорил бутылку, разлил вино в стаканы.
— За нас!
И тут, словно гром небесный, у них над головой раздался обиженный голос Алика Дрючина:
— Вы что, спите? Я заблудился, кричал-кричал… Вы что, нарочно? Не хотел в обход, пошел по мосткам и провалился! Чуть не утонул, еле вылез. А вы…
Он стоял перед ними, облитый неверным красноватым светом костра, уставший, недовольный, озябший, облепленный тиной и листьями кувшинок. С рюкзаком за спиной.
