— Вы же сами сказали, что у вашей сестры была нестабильная психика. Кукла могла подтолкнуть…
— Верно. Она плохо спала, пила вино, слышала музыку. Но кукла? Чушь! Володя не мог. Если бы он решил убить, то как-нибудь иначе. Бензопилой, извините за выражение. Понимаете?
«Чушь? Но ведь сработало… возможно», — хотел сказать Шибаев, но промолчал.
— Вы возьметесь? — повторила она, и он поежился под ее пристальным взглядом. Ему даже захотелось вскочить и опустить руки по швам. Училка и есть.
— Да, Елена Федоровна, я займусь вашим делом. Мне нужно задать вам несколько… деликатных вопросов.
— Задавайте. Скажу все, что знаю.
— Ши-Бон, ты меня совсем не слушаешь! — голос Алика вернул Шибаева к действительности. — Я в третий раз повторяю, а ты как зомби, честное слово!
— Что повторяешь?
— Что-что… Слушать надо!
— Извини, Дрючин, задумался. Повтори еще раз.
— Помнишь, у тебя в прихожей висело старинное зеркало? Где оно?
— Зеркало? — с недоумением повторил Шибаев. — Какое зеркало?
— Еще Вера была, помнишь? В черной раме!
— Не помню. Точно висело?
— Ну! Может, она забрала?
— Может, и забрала. Зачем оно тебе?
— Да я же тебе целый час долдоню про магию старинных зеркал! — завопил Алик. — Есть куча обалденных ритуалов! Можно кардинально изменить судьбу и даже реальность!
— Я не верю в магию, — отрезал Шибаев. — Тем более в зеркала. Вот если бы куклы…
— Куклы? При чем здесь куклы? — опешил Алик.
Шибаев пожал плечами и потянулся за бутылкой…
Глава 4
Остывший след
Дом располагался в кооперативе для богачей в когда-то бедноватом предместье Посадовка. Когда-то, но не сейчас! Сейчас Посадовка стала излюбленным местом поселения денежных мешков — тут тебе и лес, и речушка с песчаным дном, и прекрасная экология вдали от задымленного города.
Охранник при въезде спросил, к кому он, и проверил в журнале. После чего кивнул и нажал на кнопку. Шлагбаум поднялся, и Шибаев въехал на территорию «Октавии» — так назывался кооператив. Он двинулся по выложенной серой плиткой дорожке к крыльцу дома. Дверь отворилась, и на пороге появилась Елена Федоровна. Шибаев поднялся по лестнице, она шагнула навстречу.
— Добрый день, господин Шибаев. Спасибо, что приехали. — В ее голосе он уловил сомнение — похоже, она не была уверена, что увидит его еще раз. Или сомневалась в правильности собственного решения.
— Доброе утро, Елена Федоровна. Можно? Александр. — Не удержался и добавил: — Я не опоздал? — Она все больше напоминала ему школьную учительницу.
— Вы приехали вовремя, Александр. Прошу вас!
Они вошли в просторный холл, почти пустой, если не считать круглого столика с фаянсовой вазой посередине, из которой торчал сухой бесцветный букет. Пол — серый мрамор; деревянные темно-коричневые панели; светло-серые обои и низкая люстра на черной цепи, стилизованная под старину, — с лампочками-свечами. Пустовато, холодно, стильно. В воздухе был разлит сильный запах каких-то цветов.
— Может, кофе? Или чаю?
— Спасибо, возможно, позже. Я могу осмотреть спальню вашей сестры?
— Да, конечно. Прошу вас! — Она пошла вперед, Шибаев последовал за ней.
Большая комната была убрана в розовых тонах: розовые обои, розовый коврик у кровати, розовый абажур торшера; на кровати — тяжелое атласное покрывало с рюшами, тоже розовое. Масса игрушек — пушистых котиков, тигров и медвежат; масса безделушек на туалетном столике: фарфоровые зверушки, расписные ларцы, понатыканные всюду букетики сухих цветов. Несколько фотографий хозяйки в цветных рамочках: в купальном костюме на пляже, в вечернем платье у елки, за столиком кафе. Красивая блондинка с тонкими чертами лица. Он попытался найти в ней сходство с той, другой Ингой, но не нашел и с удивлением почувствовал странную пустоту. Как будто все Инги похожи одна на другую. Та, первая, «оригинальная» Инга жива-здорова… Он невольно вздохнул.
Интерьер спальни довершали две невыразительные картины с цветами и ангелочками. Спальня погибшей женщины была похожа на комнату незрелой девочки-подростка, причем прошлого века. Зловещим диссонансом смотрелось черное покрывало, наброшенное на зеркало.
— Где вы обнаружили куклу? — спросил Шибаев.
— Здесь, — женщина отбросила покрывало и приподняла простыню. — Между матрацами. Здесь их два.
Шибаев приподнял верхний. Там было пусто. Он заметил красное пятнышко на нижнем и спросил:
— Кукла лежала тут завернутая или это вы ее?
— Она лежала незавернутая. Я не хотела к ней прикасаться, принесла салфетку и… взяла.
Это объясняло красное пятнышко — видимо, то был след от нарисованного сердца. Значит, вот здесь она и лежала. Новенькая тряпичная кукла, на которой еще не полностью высохла краска, утыканная булавками.
— Где сейчас ваш зять? — спросил Шибаев, опуская матрац.
— В Зареченске.
— Он знает, что вы обратились ко мне?
Ему показалось, что она колеблется. Лгать она не умела.
— Нет, — сказала, наконец. — У меня не было возможности обсудить это с Володей… Но он не будет против, ему все равно. Он живет в собственном мире. Он бы только посмеялся.
— Как его зовут? Мне нужно полное имя.
— Борисенко Владимир Андреевич.
— Понятно. Где хранилось снотворное, которое принимала ваша сестра?
— В ящичке туалетного столика, его забрали во время… осмотра. — Она не сумела выговорить «обыск». — Гербутон, кажется.
Шибаев выдвинул ящичек, там было всякое мелкое барахло: косметика, украшения, щетки для волос, упаковка риколы — таблеток от кашля.
— Где стоит пианино?
— В гостиной. Идемте, я покажу.
Гостиная оказалась большой комнатой в неожиданно контрастных бело-зеленых тонах. Перед глазами Шибаева возникла картинка «витаминного» салата имени Алика Дрючина: зеленый лучок, кинза, огурчик со сметаной и вегетой. Он даже невольно сглотнул. Плитка на полу — крупные бело-зеленые ромбы, задернутые зеленые шторы, что создавало в гостиной «подводный» полумрак; зеленые с золотом абажуры торшеров — их тут было три, массивный кожаный диван и два кресла — тоже зеленые; с десяток подушечек разных оттенков зелени; журнальный столик с малахитовой столешницей, на нем — ваза тонкого стекла, четырехугольная, похожая на лабораторную посуду. Обстановка вызывала ощущение холода, тем более что ковра на полу не было. Только яркие бело-зеленые квадраты, на вид очень скользкие.
— Работа известного дизайнера, — заметила Елена Федоровна. — Я всегда здесь мерзну. Инге нравилось… — Шибаев снова вздрогнул при звуке знакомого имени. — Она говорила, как в поле или в лесу. Вот она!
