— Матвей, давай не будем приносить работу домой, а? — попросила я. — Так хочется хотя бы где-то не обсуждать все это.
— Мы все равно работаем над статьями и над сборником работ Майи Михайловны.
— Это другое… кстати, мне нужно пересмотреть одну мамину операцию, мы с Васильковым поспорили.
— После ужина вместе посмотрим, — сказал Матвей и вдруг захохотал: — Вот это и называется «не тащить работу на дом» — давай-ка после ужина полостную операцию посмотрим вместо какой-нибудь остросюжетки! Мы нашли друг друга…
Но я видела, что за слегка натянутой улыбкой Матвей старается спрятать свое недовольство моим решением и желание услышать, что я все-таки откажусь оперировать Казакову.
— Нет, ты мне скажи — ты тут начальница или нет? — возмущенный голос подруги заполнял весь салон машины и терзал мои барабанные перепонки не хуже соседской дрели.
— Ну, в чем дело опять?
— А в том, что твой Васильков перенес мою процедуру на неопределенный срок!
— А причины?
— Сказал, что у меня с кровью что-то.
— Ну, раз он так сказал, значит, все так и есть, спорить абсолютно бессмысленно.
— Деля, это же не операция на мозге, в конце концов! — почти взвизгнула Оксана, и я поморщилась, убирая громкость динамика:
— Это совершенно неважно. Ты что, куда-то торопишься? Мне кажется, у тебя полно свободного времени, и есть возможность сейчас пройти заодно обследование, раз уж ты лежишь в клинике. У нас современная лаборатория, если будет нужно, я к тебе любых специалистов приглашу.
— У меня денег нет, чтобы в твоей клинике обследоваться! — рявкнула она.
— А я что, о деньгах сейчас что-то говорила? Если нужно обследование — значит, мы его проведем, только и всего.
— Я не хочу становиться жертвой твоей благотворительности, неужели ты этого совершенно не понимаешь?!
Так, а вот это уже интересно.
Второй раз за эту неделю я слышу обвинения в принудительной благотворительности, о которой меня никто, видите ли, не просил.
Наверное, пора задуматься.
— Хорошо, можешь собираться и ехать домой, — устало произнесла я, проезжая под поднятый шлагбаум и направляясь к парковке для врачей. — Выписка тебе не нужна, я так полагаю.
Оксана растерянно помолчала пару минут.
— Деля, я, наверное, как-то неправильно выразилась, — извиняющимся тоном проговорила она. — Мне, конечно, и спешить некуда, и выписка не нужна, ты права… просто так унизительно знать, что у меня нет ни копейки своих денег, понимаешь?
— Я не просила тебя об этом говорить. Если я что-то делаю для тебя, то от души и не ради благодарности, и не потому, что собираюсь подчеркнуть какое-то свое превосходство. И мне, кстати, обидно, когда ты отвергаешь мою помощь вот такими хамскими репликами, — сказала я, паркуя машину на своем привычном месте.
— Деля… ну, прости меня, пожалуйста, я действительно… — я услышала, как Оксана всхлипнула. — Мне так сейчас тяжело, если бы ты знала…
— Приходи через два часа ко мне в кабинет, поговорим, — сдалась я, поняв, что подруге необходимо выговориться. — Я обход проведу и буду свободна некоторое время, попьем кофе.
— Хорошо.
Убрав в сумку телефон, я вышла из машины и направилась к административному корпусу.
Впереди меня по аллее бежала женщина в сером спортивном костюме с накинутым на голову капюшоном.
«Надо же, кто-то из клиентов не ленится и продолжает тренировки даже здесь», — удивленно подумала я.
Женщина свернула с основной дорожки в боковую аллею, и я потеряла ее из вида.
— Аделина Эдуардовна, можно вас на пару минут?
Психолог переминался с ноги на ногу, поджидая меня у выхода из последней палаты после обхода.
— Что-то случилось?
Не знаю почему, но мне все активнее не нравилась манера поведения Иващенко.
Я постоянно сравнивала его с предшественником, и сравнение это оказывалось всегда не в пользу нового психолога.
Что-то в нем было неуверенное, как будто он постоянно сомневался в себе и в том, что говорит и что делает.
Для психолога это странновато.
Но мои доктора в один голос твердили, что клиенты хвалят Иващенко, а заключения он всегда выдает грамотные и обоснованные.
Словом, я никак пока не могла понять, что он собой представляет — у нас было слишком мало времени для общения.
— Я с вами хотел поговорить о Казаковой.
— Уже? — удивилась я. — Насколько я знаю, у вас состоялся только один сеанс. Не маловато для выводов?
— Я пока не делаю выводов, хочу поделиться размышлениями, если вы не возражаете.
— Не возражаю. Пройдем ко мне в кабинет.
Иващенко снова как-то смешался, неловко повернулся, ударился плечом в дверной косяк и поморщился.
— Иван Владимирович, с вами все в порядке? — взяв его за локоть и развернув лицом к свету, спросила я.
Он смущенно отвел взгляд и покраснел:
— Д-да, все нормально… не выспался, наверное…
— Плохо, Иван Владимирович, высыпаться необходимо, не мне вам об этом рассказывать.
— Ничего, в выходные наверстаю, — пообещал он.
Пока шли по переходу из лечебного корпуса в административный, я все старалась вытянуть из психолога что-то о его личной жизни, но он отвечал уклончиво, рассказав лишь о матери, которая сейчас, по его словам, нуждалась в его помощи.
У меня почему-то промелькнула мысль о том, что женщина чем-то больна, отсюда и недосып психолога.
— Если нужна какая-то помощь, обращайтесь, я сделаю все, что будет в моих силах, — предложила я, но Иващенко, грустно улыбнувшись, покачал головой:
— Спасибо, Аделина Эдуардовна, но в нашей ситуации никто уже не поможет. Необратимый процесс… У мамы болезнь Альцгеймера.
Меня словно током ударило — я прекрасно понимала, о чем он говорит, моя мама тоже страдала этим заболеванием, и все, через что сейчас приходится проходить ему, я уже прошла когда-то.
— Кроме вас, есть кто-то еще?
— Нет. Я нанял сиделку, она с мамой в то время, когда я здесь. Пока вроде справляется.
— Моя мама часто оставалась одна в этом состоянии, — произнесла я раньше, чем вообще поняла, что говорю это. — И в какой-то момент, когда, видимо, к ней ненадолго вернулась способность рассуждать здраво, она поняла, что не может так жить. Она закрылась в кухне, заткнула все щели полотенцами и включила газ.
Иващенко даже слегка приостановился:
— Извините… я не знал…
— Ну, откуда вы должны были знать об этом? — пожав плечами, отозвалась я. — Это мое личное, я не обсуждаю его с коллегами. Просто узнала себя в вашей истории. Надеюсь, ее конец будет не таким трагичным.
