— Не тараторь, — оглянувшись на бармена, попросила я. — Расскажи лучше, что там у вас?
— Да у нас все нормально. Ты-то где?
— Нормально — это как? — проигнорировав вопрос о местонахождении, настаивала я.
— Ну, похоже, дело на Вершинина закроют в связи со смертью обвиняемого. Так что все, можно сказать, улеглось. Стаська, ты все-таки где?
«Что ж ты так впился-то в меня с этим вопросом, а?» — подумала я, а вслух произнесла:
— Я в порядке, Глебушка, только в каком-то случайном, похоже.
— Стася, скажи, где ты, и я приеду. Тебе не надо быть сейчас одной.
— Все, Глеб, мне пора, — я сбросила звонок и сразу же вынула сим-карту.
Количество вопросов, заданых мне Глебом, настораживало.
Вернее, это был всего один вопрос, повторявшийся рефреном.
Глеб не спросил, что со мной, как я себя чувствую, не нужна ли мне помощь — нет, его интересовало только то, где я нахожусь. И это могло сказать только об одном — меня хватились. А раз хватились — значит, ищут.
Ищут, потому что понимают, у кого могли оказаться документы, из-за которых, собственно, и погорел Алексей Вершинин.
Ну что ж… это вполне логично.
Странно другое — что Глеб ведет себя не как старый друг, а как ищейка. Неужели я в нем ошиблась?
Я всегда считала его надежным, но, кажется, никому нельзя верить, даже друзьям. Когда в дело вмешиваются власть и деньги, практически всякой дружбе приходит конец.
Думать так о Глебе было отвратительно, но очень уж странно он стал себя вести с момента гибели Алексея.
Кстати, Вершинину он никогда не нравился.
Алексей считал, что Глеб влюблен в меня, потому и трется постоянно рядом, потому и подкидывает иногда кулуарные сплетни из мэрии.
— Сама подумай, Стасенька, зачем ему рисковать, сливая тебе то, что совершенно точно может знать только сотрудник аппарата? Думаешь, при желании никто не вычислит, кем же на самом деле является таинственный «источник в мэрии»? — говорил Алексей, когда я пыталась доказать, что нас с Глебом связывает только дружба и — иногда — сотрудничество. — Нет, дорогая, тут что-то другое. Рисковать положением может только слепо влюбленный человек.
Я хохотала — подобная мысль казалась мне абсурдной.
Глеб был совершенно не в моем вкусе, высокий худой блондин с белесыми ресницами, которыми он смешно хлопал, если волновался.
Глеб годился только на роль друга и никак не тянул на мужчину моей мечты.
Я иногда могла скоротать с ним случайно выдавшийся свободный вечер, если Алексей куда-то уезжал.
Глеб дарил мне цветы, провожал домой, если, опять же, Алексей не мог заехать за мной. Однако все это была лишь дружба, не более. Но Вершинин придерживался своей версии, и я, в конце концов, устала его переубеждать.
— А вот и кофе, — бармен поставил передо мной высокий стакан с трубочкой и длинной ложкой на блюдце.
Аромат орехового сиропа приятно защекотал ноздри, высокая шапка пены сверху была чуть присыпана молотыми фисташками. Вкус тоже оказался на высоте, весьма неожиданно для кафе в поселке.
— Очень вкусно, — искренне сказала я, сделав глоток. — Ты, Боря, просто волшебник. Учился где-то?
— А то! — гордо кивнул бариста. — Школа в столице, между прочим. И пара мастер-классов.
— А чего ж здесь?
— Сама посуди — я тут король. Ко мне вон даже из модной клиники посетители приезжают, — гордо сказал Борис. — Знаешь клинику пластической хирургии?
— Откуда? — равнодушно пожав плечами, я сделала еще глоток.
— Очень крутое место. Говорят, там скоро место освободится, у них свое кафе, хочу попробовать.
Это мне не очень понравилось.
Почему-то я не хотела, чтобы место освободилось именно в тот период, пока я буду лежать в клинике. Не хватало еще, чтобы Боря появился там и узнал меня.
Мало ли как сложатся обстоятельства в дальнейшем, и мне совершенно не нужно, чтобы Боря кому-то рассказал, при каких обстоятельствах мы познакомились.
— Ну, удачи тебе, — допив кофе, пожелала я. — Сколько с меня?
— Сто пятьдесят.
— А что ж дешево так? — удивилась я. — Такой кофе в городе потянет на триста с лишним.
— Так то в городе, — подмигнул бармен.
Я расплатилась, еще раз поблагодарила Борю за услуги и, поправив макияж, вышла из кафе. Завернув за угол, вынула сигареты, закурила и неспешно направилась в сторону клиники.
Все, что хотела, я выяснила из телефонного звонка.
Кстати, надо бы запомнить, что Глебу больше звонить нельзя. Иногда лучше потерять друга, чем жизнь.
Аделина
Васильков встретил меня прямо на крыльце административного корпуса. Лицо его было хмурым и озабоченным, под глазами — синяки, и я вдруг вспомнила, что дяде Славе уже шестьдесят два, ночные дежурства, похоже, не идут ему на пользу, но он ни за что не сознается в этом. Надо бы обсудить с ним график…
— Ну наконец-то! — Васильков щелчком направил сигарету в урну и вдруг крепко обнял меня, притиснул лицом к лацкану халата.
— Погоди, — я аккуратно высвободилась и спросила: — Что произошло-то?
— Деля… словом, тут такая история, даже не знаю…
— Дядя Слава, ты не тяни кота за хвост, а? Говори.
— Подруга твоя предприняла попытку суицида, — казенно вывернул Васильков, а я почувствовала, как у меня заломило в висках, а перед глазами полетели мушки:
— Что?!
— А вот что слышала. Не представляю, как такое вообще могло произойти.
— Она жива?!
— Господи, Деля, да ты что?! Конечно, жива! — воскликнул Васильков, поняв, что я вот-вот упаду в обморок. — Ну-ка… — он поднял мою голову за подбородок и вдруг резко ударил по щеке. — Прости, детка, так надо, — снова прижав меня лицом к халату, пробормотал Васильков. — Пришла в себя?
Я всхлипнула. Мне совершенно не было больно от пощечины — я очень испугалась за Оксанку.
— Где она? — прогнусила я в халат Василькову.
— В палате у себя, где ей быть-то? Я индивидуальный пост там оставил, Женька сидела всю ночь, сейчас сменилась.
— Пойдем к ней.
Васильков крепко взял меня за руку, но я уже справилась с собой:
— Не надо, дядя Слава, спасибо. Все нормально. Он только головой покачал:
— Ты вся в мать.
— Рассказывай, что случилось.
— Если хочешь мое мнение, то все это — демонстрация. Дверь в палату не закрыла, таблеток наглоталась — но в пузырьке осталась ровно половина, там, конечно, снотворное, но оно легкое, и Оксана, похоже, об этом знала. И приняла препарат она не ночью, а примерно за пятнадцать минут до вечернего сестринского обхода — то есть с расчетом на то, что Женька непременно ее найдет, когда будет по палатам ходить.
