Белая стена Горизонта померкла, сквозь нее проступали черные, бездонные червоточины размерами с иные галактики.
Все это – плод агонии умирающего разума?
Юрий не помнил, как провалился в одну из пробоин в борту. Та вела в раскрытую секцию технического коридора, опечатанную с двух сторон опущенными переборками. Одна из стальных дверей опустилась неплотно, ее заклинило в полуметре от пола. В эту щель Гарин смог протиснуться.
Здесь его ждал тупик – следующая секция коридора оказалась плотно перекрыта гермостворкой.
Юрий забился в угол, с трудом перевернулся на спину. Осмотрелся. Да, отсюда уже не выбраться. Если, конечно, кто-то из команды не вздумает прогуляться по разгерметизированной части корабля.
Умный скафандр затянул раны тканью, но это не могло спасти от неминуемого удушья – таблетка кислородного синтезатора, прикрепленная к нашейному обручу шлема, почти истончилась. Еще несколько минут осталось… И ладно. Хватит уже. Хотелось просто полежать вот тут. Хорошо. Спокойно. Умиротворенно.
Сквозь опускающиеся веки Юрий увидел рычаг ручного управления переборками. Если попробовать его как следует дернуть, то может створка опуститься до конца. И тогда, возможно, он сможет продержаться чуть дольше…
Рычаг умчался вдаль. Туда, где над зелеными полями прекрасной планеты летел корабль поколений, готовясь к посадке.
Гарин тряхнул головой, прогоняя наваждение. Он уже плыл, от пережитого, от кровопотери. Сейчас для него рычаг все равно что на другом конце космоса, не достать. Так что хватит уже бороться зря. Нужно отдохнуть. Уснуть. И не просыпаться.
Не сметь сдаваться!
Юрий сжал зубы до хруста, приподнялся, примеряясь как бы лучше доползти до противоположной стены.
Чья-то рука вынырнула из тени, легла на полосатый треугольник рычага и опустила его вниз. Гермостворка дернулась, выровнялась и опустилась в полагающийся ей паз.
Последнее, что успел увидеть Юрий, прежде чем стартовый рывок маршевых двигателей корвета отправил его в забытье, был склонившийся над ним человек. Худое лицо, неестественное в своей белизне. Впалые щеки, стеклянные, неживые глаза.
Мертвец с «Каукета». За его спиной ожившими крыльями расправлялись чернильные тени.
И нашивка на груди – зеленая с красным надпись «Миссия Эмпирей».
21. Элли
Странный сон. Долгий, цветной и смутно знакомый.
Пугающий, старающийся выдавить ее прочь.
Было время, она думала, что сон – это реальность. Но сейчас поняла – сон это сон. И она в нем. Но это – не ее сон.
Такое трудно объяснить. Еще труднее понять как такое возможно.
Это как играть роль в огромной постановке, заняв чье-то место в массовке.
Она может быть собой лишь когда спит. Да, сон во сне, еще одна странность. Только это не сон, не безвольный переход между вчера и сегодня. Ее сон – это выход из темницы. То краткое время, когда она может отбросить условности и делать то, что хочет.
Отбросить сценический костюм и заглянуть за декорации.
Ей иногда удавалось посмотреть на мир глазами других «актеров». Иногда получалось посмотреть на звезду и тут же оказаться на ее орбите.
Один раз она даже выловила из своей памяти, из нечетких ощущений и ускользающих ассоциаций, некий образ, который вдруг воплотился в нечто самостоятельное. Тоже стал частью этого сна.
Но всегда неминуемо наступало «завтра» и ей приходилось вновь двигаться по триггерам чужой иллюзии.
Ее зовут Элли. У нее амнезия и она – жертва какого-то крушения. Ее окружают знакомые люди, хорошие и не очень. И она действительно становится Элли, когда не спит. Она даже не помнит что она – на самом деле не она.
Дурацкие условности.
Этот образ настолько соответствующий, что истинный хозяин сна до сих пор не обнаружил ее.
Да, он знает. Он ищет и одновременно боится найти. Он не хочет, чтобы кто-то еще был здесь. Они виделись лишь раз, но этого хватило чтобы накрыло обоих.
Он не знает, что она помнит его. Точнее, не помнит кто он и как выглядит, но помнит, что они раньше были хорошо знакомы. Он, она и еще несколько человек. Но здесь, в этом сне, только он и она. Остальные…
Ей не полагалось думать об этом. Даже когда она спит во сне. Потому что есть еще правила. Потому что есть условности.
Потому что есть те, кто построил этот театр. Те, кто находятся вне сна.
Те, кто решил превратить сон в кошмар.
Рэка-рэка-рэка.
Это имя и имена. Это название и суть всего. Это живое и это за гранью жизни.
Она тоже когда-то видела его. Или была им. Любые попытки вспомнить причиняют боль.
Но она не сдается. Ее так научил друг. Единственный светлый уголок в мрачном лесу.
Юрий Гарин.
Наверное, тоже иллюзия. Но она к нему привязалась.
И рада, что смогла найти. Ненадолго. Не известно, сможет ли найти еще раз. Но сейчас нашла. Нашла и спасла.
Они спасались от кошмара. Другой корабль и космическая станция уже исчезли, но этот небольшой раненный звездолет каким-то образом смог оторваться от неотвратимости. На его борту был Гарин. Ему грозила опасность.
А еще вместе с ним была та единственная иллюзия, которую она смогла когда-то создать. Беспокойная, почти бесконтрольная и голодная.
Опять законы сна? Опять смешение выдуманных реальностей?
Ей удалось посмотреть на Юрия глазами своего создания.
Изменился. Постарел. Загрубел.
Она сделала так, чтобы он выжил. Неизвестно, получится ли помочь снова.
Ей впервые за долгие дни стало хорошо. Она почувствовала уют. Бесплотным духом прильнула рядом, как когда-то давно, в тесном отсеке.
Стало уютно. Стало спокойно.
Как это работает? Она не понимает.
Она закрыла глаза, вслушиваясь в рокот оставленного позади кошмара.
Нужно учиться дальше. Нужно пробовать что-то менять. Нужно становиться полноправной хозяйкой сна.
Потому-что…
Рэка-рэка-рэка, голос за стеной!
Потому что иначе она может не заметить, как сон неожиданно превратится в смерть.
Конец первой книги.
21.02.2017
