– Нет-нет, голуба моя, ручки на стол. Иначе и ойкнуть не успеешь, как пулю в лоб схлопочешь.
– Но я устала так сидеть.
– Потерпи немного. Скоро для тебя все закончится. И для меня тоже.
– У вас столько денег, что вы спокойно могли бы уехать за границу и жить там, ни о чем не переживая. Зачем вам это?
– Чтобы самому выжить, голуба моя. Самое бесценное, что у меня есть, – это моя жизнь. Трунов и Копцова – уже отработанный материал. На первом же допросе они свои деяния свалили бы на меня, и я превратился бы в глазах закона в руководителя банды. Если бы они и отделались большими сроками, мне грозило бы пожизненное. А этого я допустить никак не мог. Поэтому и мне напоследок пришлось замарать свои чистые руки… Ну что – наговорилась перед смертью? Тогда пойдем. У меня сил осталось только на то, чтобы завершить начатое.
Сольников снова потер левой рукой грудь, не выпуская пистолета из правой и держа на мушке Асю.
– А потом сяду на самолет, и ноги моей здесь больше никогда не будет.
Ася оглядывала это жалкое на вид существо, истекающее потом и умирающее от страха, и если бы собственными глазами не видела, как Сольников решительно расправляется с Труновым, наверное, даже не поверила бы, что он способен кого-то убить. Нет, ну не дура ли?! Он прямо в глаза ей говорит о том, что сейчас убьет их с матерью, а у нее такой хаос в голове.
Потому что она тоже волнуется. Перед убийством, которое должна совершить. Да, поступить с этой нелюдью надо так, как та хочет поступить с Асей. Если успеет… Сольников поднялся и махнул пистолетом, предлагая Асе тоже встать. Если у нее получится быстро выхватить пистолет, сможет ли она попасть в цель?
– Выйди из-за стола и медленно пройди мимо меня к выходу, – торопил Сольников. – И без резких движений.
– Выхожу, выхожу. – Ася поднялась и стала огибать стол с левого края, где лежала стопка газет. – Эдуард Андреевич, а ведь о вас в нашей газете написано только хорошее. Не верите, почитайте. – Ася приподняла край стопки.
– Ничего я не собираюсь… – начал было Сольников и, ошеломленный, застыл на доли секунды, увидев в ее руках пистолет.
Ася уже жала на спусковой крючок. Выстрелы прозвучали почти одновременно и так неожиданно громко, что она даже оглохла. Задохнувшись от страшного удара в грудь, разрывающего тело невыносимой болью, Ася мельком увидела, как Сольников дернулся и начал оседать. Глаза окутала пелена, и комната поплыла куда-то в сторону. Ася выронила пистолет и рухнула на пол.
Глава 20
Очнулась Ася только в больнице. Невыносимая жажда сушила губы, грудь стягивала тугая повязка крест-накрест: неужели из-за нее Асе так трудно дышать? Мать сидела рядом и держала Асю за руку.
– Асенька, солнышко, наконец ты очнулась. – На глазах ее выступили слезы. Она смотрела на бледное осунувшееся лицо дочери и плакала от радости.
«Ну почему надо непременно плакать? – думала Ася. – Лучше бы ты улыбалась, и мне было бы легче. Терпеть не могу, когда кто-то плачет. И так тошно на душе». К боли в груди присоединились тревога и беспокойство. Теперь-то что переживать, осталась жива – и ладно. Но чувство непонятного страха уже охватило Асю, и она попыталась оглядеть себя, но под простыней вряд ли что можно разглядеть. «И чего ревет? Может, у меня что-то отрезали и теперь я калека?»
– Третий день без сознания, – говорила, всхлипывая, мать. – Ты много крови потеряла.
Она нажала на кнопку звонка. В палату тут же заглянула медсестра и, увидев, что пациентка пришла в себя, побежала за доктором.
– Пить, – попросила Ася.
– Да-да, солнышко.
Мать сунула конец гибкой трубки в бутылку с водой, другой – Асе в рот. Та сделала глоток.
В палату важно вплыл, словно корабль, импозантный доктор, заполнив собой чуть не половину свободного пространства. Мать вскочила, уступая ему место возле Аси.
– Вот мы уже и в себя пришли. И как мы себя чувствуем? – ласково спросил доктор, разглядывая худенькую Асю, словно диковинку. Проверил пульс, измерил давление. – М-м-да-а! Напугали же вы нас, однако. Должен сказать, деточка, что вам несказанно повезло. С такими ранениями практически не выживают. Хорошо, что пуля прошла навылет. Кости целы, хоть и слегка задеты, но не раздроблены. Крупные сосуды в порядке. Вот только сердечко пришлось малость подлатать.
– Я ранена в сердце?! – Ася почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Мне трудно дышать.
– Крепитесь, деточка, это постепенно пройдет. А пока я вам немного приоткрою окно. – Он поднялся и распахнул окно настежь.
Ася вздохнула полной грудью, и даже голова закружилась.
– Погода-то, погода какая чудная. Вам непременно нужно поскорее выздороветь, чтобы насладиться ею. – Он снова подсел к Асе. – Как ваше сердечко – не болит?
– Не знаю. Болит вся грудь.
– Сейчас сестричка вам сделает обезболивающее, и вам сразу полегчает. Затем продолжим лечение.
– Долго мне здесь лежать?
– Вы куда-то торопитесь? Нет, деточка, уже остановитесь. Иначе второго такого счастливого случая вам судьба не подарит. Теперь вам придется беречь себя. И тратить свою жизнь только на радость и счастье. В общем, раз остались живы, праздновать вам теперь два дня рождения. Будем надеяться, что заживление пройдет нормально, и вы быстро пойдете на поправку… А с вами следователь Ростоцкий хотел поговорить. Я сказал ему, что он сможет встретиться с вами только через неделю, не ранее. Впрочем, это касается и всех остальных.
Доктор строго взглянул на посетительницу.
– Делаю исключение только для вашей матушки. Если она, конечно, будет улыбаться от радости, а не плакать.
Он снова перевел взгляд на Асю.
– Я сегодня дежурю, так что буду к вам регулярно заглядывать. И вы сами зовите, если что. А вам, голубушка, – повернулся врач к матери, услышав, как та всхлипнула, – тоже лучше пойти отдохнуть. Теперь нашей пациентке показаны только положительные эмоции. Но уж никак не слезы. Даю вам еще минуту, не больше.
Врач так же важно выплыл, в палате снова стало просторно. Вошла медсестра и, сделав Асе укол, удалилась. Боль притупилась. Да и чувство страха поулеглось, наблюдая за Асей где-то неподалеку и готовясь в любой момент снова наброситься на нее.
– Асенька, ты же, наверное, голодна. Я к тебе завтра с утра приду, чего-нибудь домашнего принесу.
В палату снова вошла медсестра, на этот раз с капельницей.
– Прощаемся. Сейчас пациентка все равно уснет. А завтра приходите только после тихого часа. С утра перевязка, обследование, процедуры, затем обязательный послеобеденный сон.
– Но вы же собираетесь капельницу ставить. Можно, я пока рядом посижу? Надо же следить за тем, чтобы…
– Нет, – с металлом в голосе возразила медсестра. – Вам лучше уйти. Пациентке нужен полный покой. Я сама посижу с ней рядом и послежу за капельницей.
