– Ехал я от своего дома и видел этого Такера Калибана, который – клянусь, вот вам истинный крест, – разбрасывал соль, каменную соль, по своему полю. Когда я его позвал, он не отозвался, а все продолжал сыпать. Он набирал соль в мешок, который у него висел на плече, из огромной кучи соли на дворе перед домом.
Гарри так и ахнул, но никто не обратил на это внимания. «Грузовик! Так вот зачем он купил себе соли! Вот что он с ней делает! И крупицы этой соли сейчас сыплются с колес повозки под ноги Стюарту». И правда, под ногами у Стюарта поблескивали белые кристаллики, и никто из присутствующих их даже не заметил и не вспомнил. Хотя утром все видели грузовик и его кузов, забитый солью под завязку.
– Как ты сказал – соль? – переспросил мистер Харпер, подавшись вперед и приложив к уху ладонь, одновременно отбросив назад длинную седую прядь. – И давно ли ты это видел?
– Не далее, чем когда ехал сюда мимо его фермы. – Стюарт решил, что ему никто не поверил, и начал потеть, потом сдернул с головы заношенную черную шапку и, вытащив мятый желтый платок, отер лысую голову. – Клянусь! – И перекрестил сердце порыжевшим от табака указательным пальцем.
– Похоже на то, мистер Харпер, – подтвердил Гарри, повернувшись к старику. – Мы все видели этот грузовик, доверху наполненный солью. – Другие закивали.
– Ума не приложу, зачем он это затеял! – Стюарт поставил ногу на ступеньку веранды. Гарри почувствовал, как сын на дюйм придвинулся к нему. – Может, спятил?
Кое-кто из присутствующих заугукал в знак согласия, но мистер Харпер и ухом не повел.
– Поднимите-ка меня в эту повозку. – Он привстал над креслом, которое откатилось из-под него назад, сухо скрипя колесиками, точно удивилось, что вдруг освободилось от бремени седока. Старик расправил руки в стороны, словно тощая птица, дожидаясь, пока кто-нибудь подхватит его и поможет влезть в повозку. – Стюарт, ты садись назад. Я реквизирую твою повозку. Ты, Гарри, бери поводья. Я хочу помереть в своей постели, а не в обнимку с дорожным столбом.
Большинство никогда еще не видели мистера Харпера стоящим на своих ногах, и тотчас, будто радиоприемник в магазине Томасона вдруг объявил о приближении торнадо, улицы заполнились бегущими людьми. Стюарт поплелся к задней дверце. Прочие, включая и негров, привели лошадей, еще толком не зная, что им предстоит делать и зачем или куда они направляются.
Мальчуган, усевшись рядом с Гарри на сиденье, встал на коленки и приложил ладошку к отцовскому уху, чтобы мистер Харпер, которого взгромоздили в повозку и усадили рядом с ними на сиденье, не смог расслышать его слова:
– Папа, а я думал, он не может ходить. Ты же говорил, он не может!
– Нет, Гарольд, я такого не говорил. Я говорил, он не думает, что на свете есть достаточно важная причина, ради которой он стал бы ходить. Может быть, теперь его что-то заинтересовало.
Мистер Харпер восседал на сиденье повозки, тяжело дыша, и Гарольд придвинулся к отцу как можно ближе. А Гарри зашептал, обращаясь к рыже-красной кобыле, глядя ей в спину, похожую на сдавленный цирковой шарик, и направил ее прочь из города мимо вереницы лавчонок и жилых домов, мимо зевак, высыпавших на улицу из лавок и домов, точно сегодня был парад в День памяти Конфедерации. Многие из них – ни слова не говоря, без всяких объяснений – вывели запряженные повозки, оседлали лошадей, завели машины и отправились следом за повозкой, завороженно глядя на мистера Харпера.
У городской границы повозка миновала теснящиеся справа низкие, потрепанные непогодой домишки негров. Они тоже заметили мистера Харпера и, отложив свои дела и оборвав разговор, колонной двинулись за стариком в повозке, держась на почтительном расстоянии.
Вскоре они промаршировали мимо Уоллеса Бедлоу, черного и массивного, как вагонетка с углем, который восседал на лошадке оранжевой масти размером с крупного пса. Как всегда, на нем был белый вечерний сюртук, выигранный им на съезде сваебойщиков. Он подъехал к дороге, повернул лошадь и присоединился к процессии негров в голове колонны.
Две группы людей, белых и черных, так прошествовали по шоссе к ферме Такера Калибана, и наконец Гарри увидел вдалеке белый дом, состоящий из трех плотно сдвинутых секций, купленный и выкрашенный прошлым летом, а позади него – амбар, крепкий и с облупившейся краской, а перед ним – квадратный загон для скота размером не больше приличной гостиной, а еще чахлый клен с давно облетевшей листвой, высохший и болеющий уже много лет, ну и, наконец, коротышку-мужчину в поле, размеренно взмахивающего рукой на фоне белесого осеннего инея.
Процессия остановилась на обочине шоссе, и люди в повозках, автомобилях и на лошадях ждали от мистера Харпера какого-то действия. Раскинув локти от тощего туловища, он попросил Гарри и Томасона помочь ему выбраться из повозки и подвести его к забору. Он не сказал ни слова, не позвал Такера, как позвал бы любого из своей свиты или любого негра, но вместо того оперся о забор и стал наблюдать за работой тщедушного негра так, словно уважал эту работу и терпеливо дожидался, когда она будет выполнена.
А Такер с тех пор, как его тут увидал Стюарт и погнал свою лошаденку в город, успел засыпать солью еще примерно четверть поля, и теперь незасыпанной оставалась почти половина. Гарри видел его на дальнем конце поля – темную точку в белой рубашке; на нем были черные штаны, и сам он был черный и потому едва виднелся на фоне черной стены деревьев вокруг фермы. Такер высыпал всю соль из мешка и медленно двинулся к горе соли у дома, высоко поднимая ноги и перешагивая через борозды. Потом он подошел ближе, опустив голову, и Гарри разглядел незаметную ранее деталь на большой голове: очки в стальной оправе на плоском носу. Если он и спятил, как предположил Стюарт, разглагольствуя у веранды, то никоим образом не проявлял своего безумия. Гарри он показался тихим и задумчивым, точно он не делал ничего необычного: «Словно он засевает поле. Словно сейчас пора весеннего сева, и он решил начать пораньше, чтобы не потерять ни одного хорошего денька. В точности как все мы поступаем в первые дни весны: встаем спозаранку, быстро завтракаем, а потом выходим в поле и сеем семена. Вот только он ничего не сеет, он просто убивает землю, и он не производит впечатления, будто он эту землю ненавидит. Не похоже, что он встал утром и сказал себе: «Больше не буду горбатиться ни единого дня! Я погублю эту землю прежде, чем она погубит меня!» Он же не бегает по полю, как чумной пес, и не разбрасывает соль именно как соль, а разбрасывает ее, точно это зерна кукурузы или семена хлопка, так, словно готовится осенью снять добрый урожай. Он так мал для такой тяжкой работы, он же ростом не выше Гарольда, и даже ведет себя как мальчик, мастерящий модель аэроплана, или вскапывает землю игрушечной мотыжкой рядом с папой, делая вид, что он и есть папа, и это его поле и его маленький сынишка работает рядом с ним».
Такер уже подошел совсем близко к мистеру Харперу, так что тот мог протянуть руку и похлопать его по плечу. Но старик зашептал, и даже Гарри, стоящий рядом, едва расслышал его слова:
– Такер! Ты что делаешь, парень?
