– Да, да, в этом он прав!
И все. А другие только молча слушали.
Было около четырех пополудни, когда мальчик завершил свой рассказ, и папа сумрачно поглядел на него:
– Ну, что, поехали домой.
Папа заговорил с ним, только когда они свернули на свою дорогу, и мистер Лиланд услышал, как копыта лошади, перестав цокать по асфальту, топают по чавкающей слякоти.
– Гарольд, не надо рассказывать маме о том, что ты ездил с негром. – Отец помолчал. – Ей это может не понравиться.
– Да, папа!
Он не обернулся, но отклонился назад, положил затылок папе на грудь и слушал рокот его голоса, глухой и далекий:
– Дело не в том, что это плохо, понимаешь? Это не как вчера, когда тебе пришлось солгать, чтобы уберечь меня от проблем. Это для того, чтобы она не волновалась, потому что ей не нравится, когда ты общаешься с незнакомыми людьми, но раз уж дело сделано и с тобой ничего не произошло, вот и не стоит ее волновать по этому поводу. Понимаешь?
Он кивнул, чувствуя, как его затылок приятно трется о ткань папиной рубашки.
– Смотри! – Папа отнял одну руку от поводьев, и мистер Лиланд почувствовал, как рука позади него стала шарить по карманам, а потом опять выпросталась, и послышалось шуршание бумаги, а потом он увидел папину руку, которая показалась из-за его спины, нависла над его плечом, и он увидел пакет.
– Открой! Я хочу, чтобы ты посмотрел!
Мистер Лиланд взял пакет, вскрыл его и увидел шелковый желтый шарф – почему-то он сразу понял, что это шелк, потому что шарф был мягкий, гладкий, более тонкий, чем другие ткани, которые он когда-либо видел, с изящно пришитой кромкой в виде трубочки. Он поднял его и почувствовал, что он легче, чем легкое дуновение ветерка, и тут шарфик отважно и элегантно забился на ветру.
– Желтый – ее любимый цвет, и она любит красивые вещи. Я его купил и заплатил за него из тех двадцати долларов. А хочешь отдать мне на хранение ту пятерку, которую ты получил? – И папа добавил: – Но можешь не отдавать, если не хочешь. Она же – твоя.
Но мистер Лиланд уже сунул руку в глубокий карман своего синего комбинезона, достал бумажку и передал папе.
– Я сохраню ее для тебя, так что у тебя будет куча денег, когда мы поедем в цирк в Нью-Марсель, – пообещал папа. Мальчик кивнул.
Папа рассказал маме, как он заработал двадцать долларов, заменив проколотое колесо богатому туристу, после чего подарил ей шарф. Она вскрикнула от радости и, зарывшись лицом в шарф, стала его целовать и надела к ужину. В тот вечер она была очень красивая, решил мистер Лиланд.
В субботу они не поехали в город. Мистер Лиланд думал, что поедут, что там еще есть на что посмотреть, но когда он спросил у папы про поездку, тот ответил:
– Нет. Скорее всего мы там увидим, как еще больше негров с чемоданами уезжают на автобусе, и, кроме того, мама и так уж была тут без нас одна целых два дня подряд, и, по-моему, было бы неплохо нам остаться сегодня дома и выполнить ее поручения, а не то она станет вспыльчивой и придирчивой. И, если подумать, будет права, ведь она взвалила на себя все те обязанности, которые нам бы следовало взять на себя, и, с нашей стороны, это было бы не очень хорошо. Так что, думаю, сегодня мы останемся дома.
И мистер Лиланд весь день играл с Уолтером, пытаясь пересказать братику все события предыдущих дней, но малыш сумел понять только его описание убийства животных и как кровь из них хлынула, точно вода из проколотого воздушного шарика. Он пожалел, что сам этого не видел. И мистер Лиланд убедил его, что это зрелище стоило того, чтобы увидеть его своими глазами. Ну и, конечно, Уолтеру захотелось, чтобы мистер Лиланд отвел его на ту ферму посмотреть на мертвых животных, – наверное, втайне он надеялся, что кровь все еще хлещет из их ран, – и на сгоревший дом Такера. Но мистер Лиланд сказал, что он для этого еще слишком мал. А Уолтер возразил, что ничего он не мал, но тут же доказал обратное, начав подпрыгивать, и сердиться, и плакать, и вообще дурить. Но, в конце концов, мистер Лиланд повел его туда, потому что ему самому хотелось сходить. Они прошли через лес по узким гладким тропкам и вышли на зады серого поля и увидели вдалеке руины деревянного дома, торчащие, словно сгоревшие стебли хлопка, а еще темную тучу мух над загоном для скота. Они пересекли половину поля, как вдруг на шоссе со стороны города показался белый мужчина на велосипеде. Это был старый американский велосипед, некогда двухцветный, но от времени и непогоды его яркая кремовая и красно-кирпичная окраска стала похожа на цвет серой грязи и ржавчины. Крылья у велосипеда отсутствовали, фара разбита. Мужчина съехал с шоссе, положил велосипед на землю и стал озираться. Заметив в поле двух мальчиков, он крикнул:
– Вы – сыновья Гарри Лиланда?
Говор у него тоже был такой, как будто он приехал с Севера, но больше как у мистера Харпера, чем у негра из черного автомобиля. Мальчики ничего не ответили. Они встали посреди поля, и мистер Лиланд взял младшего братика за руку.
Мужчина снова крикнул:
– Я – Дьюи Уилсон!
Врет! Дьюи Уилсон – это генерал, и он умер. Мальчик сжал руку Уолтера так, что малыш поморщился и захныкал.
– Помолчи, Уолтер! Этот человек, наверное, спятил…
…спятил не так, как Такер, а по-настоящему спятил, потому что ему кажется, что он – мертвец! Он поволок братика за собой, и скоро они смогли как следует разглядеть незнакомца. Тот был пониже их папы, но с такими же песочными волосами, хотя и коротко стриженными. На нем был голубой костюм со множеством пуговиц – три или четыре – и коричневатый галстук с диагональными полосками.
– Ты ничего не знаешь про пожар, а, малыш?
Мужчина ждал ответа, но мистер Лиланд промолчал.
– Я – друг Такера Калибана. Только что вернулся с Севера. Не знаешь, что тут произошло?
– Вы – друг Такера? – Мистер Лиланд заговорил против своей воли, поверив последнему заявлению этого мужчины не больше, чем заявлению, будто он – генерал. Но непохоже, что он врал.
– Да. Погляди! – Мужчина полез в карман, и сердце мистера Лиланда подпрыгнуло – еще деньги! – Но мужчина вынул только клочок бумаги. – Вот его письмо. Он был моим очень хорошим другом. – И, сказав это, мужчина погрустнел.
– Да? – Теперь мальчики стояли совсем близко от мужчины. Он глядел на них, протягивая клочок бумаги в правой руке. А мухи, казалось, теперь жужжали куда громче.
– Не знаешь, почему он это сделал?
– Что сделал? – Но мальчик уже не мог больше скрывать того, что он знал, потому что ему ужасно хотелось выяснить, что известно этому мужчине. – Ну, он сжег свой дом и убил своих животных. Вот так.
Мужчина вытаращил глаза, явно не веря своим ушам.
– Отец был прав! Так вот что он сделал!
– Да, вот что он сделал, – правда!
