– Ахилл, не плачь!
И Александр глотал слезы. В детстве перед ним всегда выставляли доспехи Ахилла, и он с нетерпением ждал той поры, когда вырастет и наденет их на себя.
При распределении героических ролей Лисимах не забывал и себя. Он величал себя не иначе как Фениксом, потому что Феникс Гомера, изгнанный из Эпира из-за несчастной любви к фаворитке царя, нашел прибежище у фессалийского правителя из рода Мирмидонов, который поручил ему заняться обучением сына. Таким образом, настоящее точно воспроизводило историю прошлого.
Обращения Лисимаха понравились придворным, и несколько месяцев царский двор в Пелле увлекался этой игрой. Придворные называли друг друга Нестором, Лаэртом, Диомедом, а врагов Македонии – не иначе как Приамом, Гектором или Парисом. Сильного человека именовали Аяксом, обесчещенного мужа – Менелаем, изворотливого советника – Улиссом. Когда я слышал у себя за спиной: «Эй, Кальх!» – я должен был понимать, что обращаются ко мне.
Этот спектакль продолжался все время, пока Филипп находился после коронации в Пелле. Вскоре, обнаружив, что остается непокоренной последняя афинская колония – сильно укрепленный город Олинф, он отправился к берегам Халкидики, бросив в Пелле двух очередных любовниц.
Как только Филипп уехал, полномочия Лисимаха ограничили. Олимпиада выбрала для своего сына нового наставника. Им был назначен ее кузен Леонид, тот самый бедный родственник, которого она взяла в свою свиту из Эпира.
Люди склонны иногда превращать свои жизненные неудачи в добродетели. Леонид питал большое уважение к своей бедности и каждому советовал соблюдать бережливость, умеренность в пище, скромность в нарядах, словно эти его качества определялись не нуждой, а составляли самую большую человеческую ценность. Такой воспитатель оказался очень полезным Александру, ибо для наследника могущественного человека нет ничего опаснее, чем располагать привилегиями богатства, не приложив для его создания никаких усилий.
Живя с Леонидом, Александр должен был рано вставать, каждый день приходить ко мне в храм и присутствовать на ритуале жертвоприношения, совершаемого на восходе солнца, довольствоваться сытной, но простой пищей, носить одежды из грубой ткани, совершать длительные походы быстрым шагом, мало, но в строго отведенное время спать в послеобеденные часы, усиленно тренироваться, много ездить верхом, не поддаваясь усталости, и размышлять перед сном на темы морали. От такого режима у него окрепли ноги, развернулись плечи, шире стала грудь.
Леонид не стеснялся рыться в сундуках, в которых ребенок хранил свои одежды и одеяла, чтобы убедиться в том, что Олимпиада не дает сыну ничего лишнего. Александру был знаком только аромат изысканных блюд, которые готовили в дворцовой кухне. Недоверчивый наставник выискивал и отнимал сладости, которые тайком совали в руку его ученика сердобольная кормилица Гелланика и заботливый слуга.
Позднее Александр, искренне признательный своему наставнику за суровое воспитание в детстве, скажет:
– Леонид нашел мне самых лучших кулинаров, чтобы я ел с аппетитом. Ими были прогулка на заре вместо первого завтрака и легкий ужин вечером вместо обеда.
Однажды во время курения фимиама в храме, заметив, что Александр бросает благовония горстями, Леонид резко одернул царевича и выговорил ему по поводу ненужной расточительности.
– Для богов не следует ничего жалеть, – ответил Александр, в котором уже проснулся дух противоречия. Он осмеливался возражать старшим, находя в этом удовольствие.
– Ты можешь жечь столько фимиама, сколько тебе нравится, когда ты завоюешь страны, из которых он поступает, – ответил наставник. – Царь Филипп может сорить золотом, если ему этого хочется, он для этого и захватил золотые копи горы Панги.
Только жесткий, суровый, неутомимый Леонид мог держать в руках этого ребенка, одновременно мечтательного и гневного, способного подолгу стоять и молча созерцать статуи богов и подверженного неожиданным вспышкам ярости. Бывало, если кто-то противился его желанию, Александр в гневе топал ногами, потрясая копной золотых волос, неистово катался по земле, размахивая кулаками. Леонид помнил о толковании появления орлов на крыше дворца в ночь рождения царевича. Его посвятили в некоторые тайны, приоткрыв завесу над будущим ребенка. Общаясь с Леонидом, Александр уверовал, что богатство и славу можно только завоевать, причем царскую власть следует завоевывать каждый день.
Позже, во время больших походов, Александр, казалось, никогда не страдал от жажды и голода, не уставал от долгих переходов. Он умел управлять другими людьми, потому что прежде всего умел владеть собой. Всем этим качествам он был обязан не только необычайной силе, которой наделила его природа от рождения, но также и урокам своего воспитателя Леонида.
Александр, сформировавшийся в героической атмосфере, навеянной поэмами Гомера, испытывавший мистическое влияние матери, приученный Леонидом к суровости и выносливости, посвященный мной в великие науки, вызывал растущее восхищение окружающих.
К вечеру он валился с ног от усталости, но, вместо того чтобы дать ученику отдохнуть, Леонид ставил перед ним какую-нибудь задачу и давал ему час времени на обдумывание ответа.
– Усталость тела, – говорил он, – не должна мешать голове думать.
Чтобы сон не сморил Александра, он получал от учителя шарик и серебряную чашу. Леонид требовал, чтобы мальчик лежал на кровати, вытянув руку с шариком над стоящей на полу чашей. Если он нечаянно засыпал, шарик падал у него из рук в чашу, и от шума ребенок сразу просыпался.
Это были единственные игрушки, подаренные Леонидом своему ученику. Дни Александра отмерялись падением серебряного шарика. Так продолжалось до тех пор, пока ему не исполнилось десять лет.
XVII
Слово и речь
Ты хочешь знать, сын мой, разницу между словом и речью? Тогда слушай.
Некий честолюбивый, рассудительный человек, считающий, что ему назначено судьбой наставлять на путь истинный своих сограждан, много дней готовит большую речь, которая, по его разумению, должна убедить толпу, подсказать важные решения городским властям, в общем, изменить ход событий. Он много раз взвешивает свои доводы, ищет примеры в прошлом, оттачивает фразы, упражняется в красноречии. Вот наконец он появляется на агоре и долго выступает перед согражданами. Он бросает им обвинения в безразличии и слепоте, критикует то, что уже сделано, указывает на то, что следует свершить, призывает городские власти к незамедлительным действиям. Собравшиеся слушают. Одни одобряют, другие ругают, все спорят, но никто ничего не решает. Это речь, сын мой.
Другой человек, обученный священным наукам, садится на ступени храма и, закрыв глаза, безучастный к толпам снующих мимо людей, произносит три раза имя Амона так, как оно должно произноситься, дабы резонанс привел в движение невидимые волны. Тогда его осеняет вдохновение, у него складывается ясное представление о том, что произойдет, его «я» излучает деятельную силу. Такой человек может прийти к правителю города и сказать ему: «Вот что должно произойти. Прикажи сделать вот это, избегай делать вот это. Не отвергай союза, кажущегося тебе сегодня ненужным, потому что народ, который тебе его предлагает, ожидает блестящее будущее. Не веди никаких войн в этом году». Вот это и есть слово.
